Спасатель - страница 19

Дошло до обоих разом. Бросились к нему. Усадили на порожек автомобиля. Лицо бледное. Рот широко раскрыт. Вдохнуть боится. Приступ.

Мать вытащила из кармана фартука нитроглицерин. Потом валидол отцу под язык. И вроде бы того отпустило.

— Что-то, Григорий, делать надо, — сказал наконец сыну тихо. — Под лежачий камень вода не течет.

— Так и написала «думаю»? — переспросил Вилька.

— Ага.

Смеркалось.

— Забавно. А когда выходила за него — не думала?

— Нет. Он предложение сделал. Семья хорошая. Все выходят. И мне пора.

— Все?

— Я не любила его, что ли, понимаешь?

— А он?

— А он и не знает, что это такое. Я для него — хорошая вещь. Хорошо скроена. Ладно сшита. Ему нравится. И ни про какую любовь он и понятия, наверное, не имеет.

— А ты?

— Думаю, имею.

— Уверена?

— Да.

— Любила кого-нибудь или как?

— Допустим.

— А чего ж за того замуж не вышла?

— Во-первых, при чем же тут замуж? А во-вторых, это сложно всё очень. Не очень типичный, знаешь, у нас получился роман.

— А топиться — типично. И просто.

— Я не топилась. Это ты меня напугал. Может, я бы поплавала, охладилась и на берег сухая бы вышла.

— Фигня, — сказал он злобно.

— Что?

— Все. И роман твой. И утопление. И меня ты за осла зря считаешь — гордая. А там живой человек мучается. Какой-никакой — а муж. А то навыдумывала себе и квохчешь. Фигня.

В раздражении он стукнул кулаком по перилам и ушел.

Ася осталась одна.

На фоне синеющего предвечернего неба одиноко стоял их дом. Ворота по-прежнему были распахнуты настежь. В темной глубине едва виднелась яхта.

Из ворот вышел Виля. Остановился на пороге. Засунул руки в карманы. Глядел перед собой зло.

Из лесу начало тянуть туманом. Он медленно выплывал из рощи, мягко обволакивал низ дома, втягивался в черноту ворот. Темно еще не было.

— Ты, наверное, думаешь, что я дрянь? — спросила она, неслышно появившись рядом. — Капризная идиотка, и все?

Виля молчал.

— Обидно. Я, правда, сильно любила одного человека. И очень верила ему. А потом он взял меня и предал. Ни за чем, просто так. Понимаешь, вот тут-то жить мне по-настоящему расхотелось.

…Выплыло в тишине то давнее летнее дерево. Ливень длился. Серебрящийся, как ртуть. Рос шум дождя. За ливнем стояли они, Ася и Лариков. Потом шум понемногу стал стихать. Но дерево не исчезло. И светлый ливень не переставал…

— Из-за Ларя все, что ли? — изумился Виля. Ася не ответила.

— Он и предал?

И опять она смолчала.

— Так я и думал, — почему-то довольно сказал Виля и даже в ладоши хлопнул. — С него станется.

— Чему же ты радуешься, дурак? — удивилась она.

Стояли в воротах и казались очень маленькими отсюда. От леса все плыл туман.

— Все-таки ты офонарела, — подумав сказал Вилька. — Это нужно же, правда… найти себе… предмет.

Ганин сидел на кухне. Белый кафель блестел у него за спиной. На светлом пластике стола лежала стопка чистой бумаги. Ганин в раздумье покусывал шариковую ручку.

«Как обращаться к нему? — думал он. — Ну не Лариков же просто? И не товарищ? И не гражданин? Может, Андрей Николаевич? Нет. Это слишком ласково. Андрей?.. А, ладно, не в этом дело. Можно и просто — никак. А прямо…»

Ганин занес перо над бумагой.

«Я не только ненавижу и презираю тебя… — выплыло в голове. — Или «вас»?.. Нет, «тебя», конечно… «Презираю тебя и твою подлость… Нескладно как-то…».

Он смял листок и бросил в раковину. Попал.

«Вся твоя напускная страсть для того, чтоб досталась власть…» — опять начал он, но остановился сразу.

— Чудовищный бред, — перечитав вслух, удивился себе. — Страсть, власть… — Опять листок скомкал. Опять бросил в раковину. И опять попал.

Снова думал.

«Я молод, — вынырнуло в голове. — И свой позор еще как-то перенесу. Но за несчастье моих ни в чем не повинных родителей…».

Начал было писать. Остановился. Помотал головой.

— Я спятил.

Мял бумагу.

Остановиться он уже не мог. Снова писал чушь.

В комнату Ларикова проникал лунный свет. Прислоненная к стене, стояла картина. Лариков, одетый, лежал на кровати, заложив руки за голову, глядел в потолок.

Виля зажег свет в комнате. Отодвинул створку ширмы. Там стоял топчан.

— Мягкий, — отрекомендовал Виля.

Ася села.

— Мягкий, — подтвердила она.