Спасатель. Серые волки - страница 9

стр.

– Ха! – с горечью воскликнул Винников. – Не допустить… Как?!

– Ты прокуратура, тебе и карты в руки, – мгновенно нашел крайнего его превосходительство.

– Смотрите, какой умный! – вяло огрызнулся Винников. – Не получится, дружок. Обвинение против него шито белыми нитками, и шил его не папа римский, а ваш покорный слуга. Я тогда прошел по самому краешку, и теперь привлекать к своей персоне внимание руководства мне, извините, не резон – того и гляди, вместо него меня самого начнут колоть. В любом случае это невозможно. Ордер подписан самим генеральным, старик прямо на месте усидеть не может – подпрыгивает, ручонки потирает, ждет не дождется, когда можно будет доложить на самый верх о раскрытии крупного коррупционного дела… Его приказ я отменить не могу, возражений моих он слушать не станет, даже если бы меня вдруг повело ему их высказывать… А я их высказывать даже не подумаю. Слуга покорный! Говорю же – спалюсь мгновенно…

– Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет, – проворчал Макаров. – Ни в чем ты, Вовчик, меры не знаешь. Эка наворотил – сам генеральный заинтересовался!

– Ну, знаешь! – рассвирепел Винников. – Может, тебе напомнить, чья это была идея – выжить его из страны раз и навсегда, чтобы духу его здесь больше не было? Спустить на него всех собак, чтобы он ни на секундочку не задумался, прежде чем податься в бега, – чьи, скажи на милость, это слова, чье это было горячее пожелание? И вообще, чья бы корова мычала… Забыл, с чего все это началось? Топор забыл? А в чьей руке он был, тебе напомнить?

– Ты говори, да не заговаривайся, – грозно набычился Василий Андреевич. – Топор… Топор – вон он, около поленницы стоит. Махну разок по старой памяти и в озеро, рыб кормить. Чтоб лишнего не болтал, памятливый… Делать-то нам теперь что? – как-то разом остыв, упавшим голосом спросил он.

– А я почем знаю? – пожал жирными плечами Винников. – Я точно ничего не могу. С таким же успехом ты можешь попробовать действовать по линии своего генштаба – например, приказать сбить его борт на подлете.

– Знать бы, какой борт, – буркнул генерал, – можно было бы попробовать – ну там ошибочный запуск какой-нибудь или ракета, скажем, заблудилась… Да нет, – перебил он себя, – что за бред, в самом деле!

– То-то, что бред, – вздохнул Беглов. – Толку от вас, умников… Ладно, хватит уже мозгами скрипеть. Сам все сделаю, не привыкать. А вы, если что, на подхвате. Ну, как в молодости, помните?

– Помним, помним, – проворчал Макаров. – И рады бы забыть, да что-то не получается.

– Факт, – подтвердил Винников. – К чему приводят твои самостоятельные действия, мы помним во всех подробностях. Такое, знаешь ли, не забывается. Поэтому хотелось бы знать заранее, что именно ты задумал. Чтобы, так сказать, заблаговременно приготовиться к последствиям.

– Подумаешь, – фыркнул Беглов. – Кто старое помянет… Хотя, если уж вы решили устроить вечер воспоминаний, могу напомнить, что я в свое время предлагал решить проблему конкретно, раз и навсегда. Я ведь еще тогда вам говорил: валить его надо, валить! А вы мне что ответили? Струсили, обгадились, за карьерки свои испугались, чинуши… Дело-то было плевое, за штуку зелени пацаны бы его в два счета дерновым одеяльцем накрыли. А теперь что?.. Это как со здоровьем: запустил пустяковую болячку – копи бабки на серьезную операцию и моли Бога, чтоб поздно не было. Предупреждал ведь: вспомните еще мои слова, пожалеете! Вот они, ваши цивилизованные методы – жрите, не обляпайтесь!

Дотянувшись до бутылки, он налил себе водки так энергично, что на столе образовалась резко пахнущая лужица. Винников машинально накрыл ее салфеткой, которая мгновенно намокла, и сказал:

– Хватит разоряться, тут тебе не Дума. Валить его мы уже пробовали. Забыл?

Илья Григорьевич пожал плечами.

– Ну, было дело, вывернулся. Скользкий, гад! Ничего, на этот раз не вывернется.

– И что конкретно ты предлагаешь?

– Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонитов! – блеснул знанием классики советского кинематографа Беглов.

Он выпил залпом, бросил в рот кусок шашлыка и недовольно скривился: за разговором мясо успело остыть.