Спасатели планеты - страница 15

стр.

— Не стоит. Кадарин питается водой из океанского прилива, и мы просто подождем, пока вода не спадет. Где-нибудь после полудня мы сможем переправиться, не замочившись даже до пояса.

Регис втянул запах из котелка.

— Готово, — сказал он, зачерпнув чашкой, сел, пристроив ее на колене. Я последовал его примеру, и Регис спросил;

— Скажите, Джейсон, откуда вы столько знаете о Хеллерах? Ну, Леррис был в Наррской компании, но вы-то не настолько стары.

— Я старше, чем выгляжу, — сказал я, — но в действительности не настолько стар. Во время непродолжительной гражданской войны, когда дарковерцы сражались со Следопытами в Наррском ущелье, я — в то время одиннадцатилетний мальчишка — следил за передвижениями людей-захватчиков, но сейчас не стал говорить об этом Регису.

— Я жил у Следопытов восемь лет.

— Шарра! Так это были вы? — дарковерский принц был поражен. Неудивительно, что вы получили это задание. Я завидую вам, Джейсон.

Я изобразил на лице подобие улыбки.

— Нет, я серьезно. Мальчиком я пытался попасть в терранскую космическую службу, но моя семья в конце концов убедила меня, что как Хастур, я имею заранее предопределенное место, что мы, Хастуры, призваны удерживать Терпу и Дарковер на пути мирного сосуществования. Это ставит меня в ужасно невыгодное положение. Имеется в виду, что я должен сунуть голову под подушку, если до меня дойдет что-нибудь не то, что нужно.

— Тогда почему же, черт возьми, они отпустили вас на такое опасное дело?

Глаза Хастура дрогнули, но лицо осталось невозмутимым, и голос бесстрастным.

— Я доказал своему прародителю, что я усердно выполнял долг Хастура. У меня пять сыновей. Трое законнорожденных родились за последние два года.

Я фыркнул и, не сдержавшись, разразился смехом, а Регис, поднявшись, отправился полоскать чашку в реке.

Мы свернули лагерь задолго до того, как солнце выползло на середину неба. Пока все упаковывали последние вещи, собираясь навьючивать их на животных, я дал Киле задание подготовить рюкзаки, которые мы потащим на себе по тем тропам, где даже вьючным животным делать нечего.

Я стоял у самой кромки воды, проверяя глубину брода и глядя на скрытый туманом просвет между гребнями воды.

Остальные упаковывали палатку, которую мы должны были использовать в лесах, топчась вокруг, отпуская грубые шутки и создавая оживленную суету.

Команда была подобрана со знанием дела — это я уже успел оценить. Райф, Леррис и братья-дарковерцы были крепки телом и духом. Хендрикс, очевидно, представлял ту же разновидность людей, и я чувствовал, что могу быть в нем полностью уверен и, в случае чего, всегда смогу положиться на него. Как ни странно, тот факт, что он был терранцем, смутно утешал, хотя, вообще-то, он должен был вызывать раздражение.

Спокойствие Килы казалось безграничным. Она была даже слишком спокойна, выполняя свою часть работы, но из нее было и слова не вытянуть. Она держала себя так холодно и даже раздраженно со мной, хотя с дарковерцами выглядела вполне естественной, что я оставил ее в покое.

— Хей, Джейсон, поторапливайтесь, — крикнул кто-то, и я, прервав спокойный ход мыслей, сощурился на солнце.

Совершенно неожиданно почувствовав боль, я осторожно прикоснулся к лицу, внезапно поняв, что случилось. Вчера, трясясь в открытом грузовике, и сегодня утром, не привыкнув к жаркому солнцу этих широт, я пренебрег мерами предосторожности и сжег лицо на солнце. Я направился к Киле, которая в этот момент прилаживала последнюю часть груза на одного из животных — это получалось у нее довольно квалифицированно.

Едва взглянув на мое лицо, она оценила ситуацию. Насмешливо улыбнувшись, она сказала:

— Что, загорели? Положите немного вот этого на лицо, — она извлекла откуда-то тюбик с белой мазью. Я стал неумело откручивать крышку, и тогда она забрала мазь, выдавила немного на ладонь и сказала: — Стойте спокойно и не вертите головой.

Она намазала мне лоб и щеки во всю ширь. Сразу стало прохладно и хорошо. Я было поблагодарил ее, но она странно дернулась и зашлась смехом.

— В чем дело?

— Видели бы вы себя!

Мне было совсем не смешно. Конечно, вид у меня был гротескный, и, конечно, у нее были все основания для смеха, но мне было безрадостно и больно. Вознамерившись поставить ее на должное место, я спросил: