Спасите наши души - страница 4

Настя достала из сумки кошелек, со вздохом пересчитала содержимое. «То, что в кошельке…» Так Ирка всегда говорит. А это и есть обычно все Настино состояние. Три с половиной тысячи. Настя вынула полторы, положила на столик. Может, завтра ей за девочку заплатят. За малыша, который в детском саду, на этой неделе точно не дадут. Она открыла дверь до того, как Ира нажала на звонок. Улыбнулась ей радостно.

– Ладно, хоть так, но зашла. Чаю хочешь?

– Ну, ты даешь. Чай среди ночи. Да мне домой надо – поспать немного, завтра на собеседование пойду.

– Куда?

– А, не помню. Дома адрес.

– Как можно забыть, куда ты идешь на работу устраиваться?

– Я помню, что точно не в Кремль президентом.

Ира хихикнула, довольная своим остроумием, взяла у Насти из рук деньги и по-родственному прижалась к ее щеке. Настя знала, в какие моменты племянница ласкова, но ей все равно было приятно. Родная девочка. Ощущается, конечно, запах спиртного. Но… ребенок стал взрослым. Своя жизнь. Настя внимательно посмотрела на Ирино накрашенное лицо, на ужасный пирсинг в губе и ноздре. Привычно подумала: а без этого всего она все-таки ужасно симпатичная. Потереть бы лицо мочалкой с мылом, вернуть рыжим от природы волосам естественный цвет вместо малинового, была бы просто прелесть – простая, чистая, душистая, уютная, домашняя. Но не хочет она такой быть. Что тут поделаешь?

Закрыв за племянницей дверь, Настя потянулась и зевнула. Ой, спать-спать-спать. Несколько часов полного провала. Она постояла несколько минут под горячим душем, скользнула в ночную сорочку, зашла в кухню, допила остывший чай. Написала сообщение в свою тему: «Спасибо, Алиса Голд. Я завтра что-нибудь придумаю, пока не знаю, что делать с этим королем. К себе привести не могу: он дерется с кобелями. Сейчас его проведала, покормила, дала лекарства, укрыла от дождя. Он спит».

Засыпая, Настя думала, пролежит ли Ралик до утра под плащовкой.

Наташа лежала обнаженная посреди огромной кровати в роскошной спальне. Разглядывала при свете ночника свои гладкие, загорелые руки и ноги, безупречный маникюр и педикюр, отдыхала каждой мышцей, каждым нервом плотного, ухоженного тела. Она умела ни о чем не думать. Она вообще умела все. Во всяком случае, была уверена в этом. Четвертый час. Там, за окном, рассвет, а она скоро останется одна, и наступит самое блаженное время ее суток. Она будет спать, просыпаться, есть, пить, опять спать. Она будет думать только о приятном, это значит, о многом. Она лениво улыбнулась краешками губ. Потянулась.

– А я еще не ушел, – произнес высокий мужской голос. – Ты, кажется, уже обо мне забыла.

– Да ладно кокетничать. – У Наташи голос, наоборот, был низким и хрипловатым. – Тебя забудешь. Как же.

Коренастый мужчина с заметным животиком, круглой проплешиной посреди коротко стриженной головы сел рядом и положил руку на ее бедро.

– Как это понять? Ты довольна или, наоборот, я тебе надоел?

Наташа прямо посмотрела своими небольшими светлыми глазами в его совсем маленькие – карие.

– А не скажу. Чтоб тебе было о чем думать..

– Ах ты, интриганка. – Он сжал ее плечи широкими ладонями с короткими пальцами, впился в губы долгим поцелуем.

Наташа обвила его шею руками, потом легко шевельнулась, освобождаясь. «А надоел», – холодно подумала она. Она не любила затянутых сцен.

Мужчина встал, прошел в гардеробную, вышел уже в дорогом светлом костюме и шелковой бежевой рубашке. Выражение его лица тоже стало каким-то «одетым». Наташа знала: в пиджаке он всегда начинает думать о делах.

– Да, чуть не забыл, – проговорил он, придирчиво разглядывая себя в зеркале. – Я присмотрел тебе квартирку на Арбате. В одном переулке. То есть практически взял ее.

– Ты что? Почему ж молчал? Когда посмотрим?

– Там тебе, собственно, пока смотреть нечего. Это коммуналка, и ее жильцы даже не догадываются, что они в ней практически не живут. Остались кое-какие формальности, потом надо все довести до ума, в общем, как всегда. Я пошел?

– Ты домой?

– Нет. Заеду в «Логово». Посмотрю, как они там без меня.

– Хорошо.

– Ты довольна? Ревнуешь меня к жене?

– Да ни боже мой. Просто приятно, что она помучается подольше.