— Он рассказывал, но это не важно.
— Важно, — Сиелах попыталась выпрямиться. — Если я скажу остальным, тем, кто снаружи…
Нида подхватила чашку и отошла к двери.
— Здесь никого нет. Тебе надо дослушать завещание.
Корсин повелел, чтобы с этого момента после кончины Великого Лорда его супруг или супруга и домашние слуги приносились в жертву.
— Во славу Великого Лорда, конечно. Но мы-то понимаем в чем дело, верно? — Нида пригладила волосы рукой, затянутой в перчатку. — Боюсь, это может здорово помешать моей личной жизни, но я как-нибудь справлюсь.
— Ты… имеешь в виду?..
— Не беспокойся. С этого момента. Я приказала всем ситхам покинуть гору в знак уважения к отцу. Пока я жива, никто сюда не придет. Это теперь твой новый старый дом, — и Нида вышла.
Волочить собственное искалеченное тело по каменному полу было больно. Нида уже ступила в стремя. Ее окружали корзины, плетенные из хеджарбо, полные фруктов и овощей. Еду будут регулярно сбрасывать пролетающие уваки, сказала Нида; уваки, дикие или прирученные, были единственными существами, которым разрешалось приближаться к храму. Дорога к могиле «Знамения» также была отрезана. Внизу еще продолжались работы по уничтожению некогда тщательно проложенного пути. Все, что здесь осталось — холодный храм, в который Сиелах некогда пришла, презирая живущих в нем. Дом для высокой богини — навечно. В одиночестве.
— Нида, — Сиелах закашлялась, а ее дочь уже была готова взлететь. — Нида, я дала тебе жизнь.
— Да, мне рассказывали. До свидания.