Спаситель Петрограда - страница 12
— Съем, — ответил Крокодил. — Чего добру пропадать?
В конце концов Ивану все уши прожужжали про этого крокодила: и каждый-то его видел, и каждому-то он улыбался… Как крокодилы могут улыбаться? Вообще-то они и на задних лапах ходить не могут, и папиросы курить… Иван Филаретович стал подозревать, что является объектом грандиозного розыгрыша.
Вот и папенька: вернулся со службы и уверяет всех домашних, будто в метро на Василеостровской встретился с чешуйчатым гадом нос к носу.
— Ты, папа, правду говоришь или так, прикалываешься? — с подозрением разглядывая родителя, спросил Иван.
— Дерзишь, Филаретыч.
— Но ведь так не бывает.
В это время Машенька, домработница, спустилась со второго этажа и сообщила, что по телевизору показывают крокодила, того самого…
— Шанс убедиться, — сказал папенька.
Однако сын не поторопился:
— Ты же сам говорил, что нельзя верить всему, что показывают по телевизору.
— Брысь! — шикнул отец, и Иван с хохотом умчался в гостиную.
На экране мелькали кадры из жизни столичного гостя. Сообщалось, что он из Арабских Эмиратов, работает проводником-инструктором по водному туризму, женат, имеет трех детей — Тото, Коко и Лёлё.
— Как же вы, житель жаркой Африки, оказались в холодной российской столице? — спросил репортер.
Попыхивая папиросой «Беломор», крокодил ответил:
— Это такая экзотика.
На этом репортаж закончился.
Иван Филаретович открыл рот. Он ожидал, что такому необычному гостю должны уделить не три-четыре минуты, а по крайней мере полчаса. Что он — так и слоняется по Питеру ради экзотики? Откуда в Питере экзотика?!
— Папа, а что крокодилы едят? — спустившись в гостиную, поинтересовался Иван.
— Здрасте, пожалуйста! — Папенька оторвался от газеты. — Тебе сколько лет, Филаретыч?
Иван покраснел, однако не сдался:
— Но ведь это ненормально, когда хищник разгуливает по улице. Он же может напасть на человека и съесть его.
Папенька отложил газету в сторону.
— Ваня, я тебе сейчас одну вещь скажу, только ты не пугайся. Теоретически любой человек может напасть на себе подобного и убить его: тростью, перочинным ножом, голыми руками. Мало того. Ежедневно на службе я сталкиваюсь с людьми, которых, кажется, легче убить, чем объяснить им элементарные вещи. Встречаются также подлецы, склочники, лентяи, которых тоже порой хочется пристрелить. Может, начнем запирать всех в клетки, начиная с меня?
Иван задумался.
— Что же теперь, и на улицу выйти нельзя?
— Почему? — удивился папенька.
— Ну… — помялся Иван. — На меня ведь могут напасть…
— А почему до сих пор никто не нападал?
Теперь Иван озадачился не на шутку. Почему люди не бросаются друг на друга, действительно? Ведь это и в самом деле легко: удар — и нет человека. Правда, посадить могут…
— Боятся наказания? — Он поднял глаза на папеньку.
— Приехали! — Тот, похоже, всерьез расстроился. — Ты, получается, ведешь себя цивилизованно потому лишь, что мама или я можем оставить тебя без сладкого или даже отшлепать? Хорош гусь! Я-то думал, что мы друзья…
— Но мне ведь и в голову не приходит бесчинствовать, — стал оправдываться Иван.
— Так почему это должно прийти в голову другим? — спросил папа. Филаретыч, все ведь очень просто. Если думать, что люди не нарушают закон только из-за боязни наказания, получается, что все преступники — очень смелые люди. А это не так — все они трусы и слабаки и при должном отпоре стараются уйти от прямого боя. Люди живут вместе, а жить друг с другом в постоянном страхе, что на тебя нападут и убьют, невозможно. Это неминуемый нервный срыв. Поэтому любое асоциальное поведение ставится вне закона, как угрожающее совместному проживанию людей. Человек постоянно несет груз ответственности. Как только он отказывается от ответственности и заявляет, что хочет свободы, — это первый сигнал, что тут что-то не то. Скорей всего такой субъект хочет жить за чужой счет. Жить среди людей и быть вне зоны ответственности невозможно, понимаешь? Почему ты ведешь себя подобающим образом?
— Я — ответственный? — широко распахнул глаза Иван.
— Вот именно! — торжественно объявил папенька. — А теперь идем ужинать.