Спасти Париж и умереть - страница 12

стр.

Отложив газету, Курт посмотрел в окно. Мысль о минах показалась глупой. Потом он стал думать о мятежном полковнике. Он не был знаком с фон Штауффенбергом близко, лишь несколько раз видел в Берлине на различных торжествах. Этот стройный офицер, молчаливый, полный решимости, в Тунисе получил серьезное ранение, лишился правой руки и правого глаза. Курту он всегда внушал симпатию.

На вечеринке по поводу дня рождения фюрера они вполне могли познакомиться, но Мейера отвлек Гиммлер. Как всегда, рейхсфюрер принялся делиться впечатлениями о любовницах Геринга, о капризах Гитлера, о бестолковом служебном рвении Кальтенбруннера, в то время, пока Штауффенберг пил шампанское в компаниии фронтовиков. Потом полковник куда-то ушел, и знакомство не состоялось.

Получается, сама судьба спасла Мейера от подозрений.

Курт еще раз внимательно просмотрел публикации. Выходило, что среди немецкого руководства были противники фюрера. Фюрера – но не существующего режима. Ничто в статье не говорило о том, что фон Штауффенберг был антифашистом. Видимо, покушение все-таки было следствием борьбы за власть.

В дверь постучали.

– Войдите! – сказал Мейер и отложил газеты.

Дверь с силой открыли, на пороге возникли пограничники.

– Итак, ваши документы, господин штандартенфюрер, – ласково произнес эсэсовец.

Вот как? Он знает звание? Курт сопоставил слова начальника поезда и только что прочитанные газетные публикации и решил, что интерес к нему вызван тем обстоятельством, что он едет из страны.

– Пожалуйста, унтерштурмфюрер, – спокойно произнес Курт, подавая паспорт. – Только поскорее, у меня много дел в Париже.

Разумеется, виза в паспорте была в порядке, да и ничего запрещенного с собой Мейер не вез. И все же пограничник очень долго рассматривал документ и вернул его Курту.

– Ваше удостоверение, – произнес унтерштурмфюрер.

Мейер поднял брови, но молча подал служебное удостоверение.

– Мы вынуждены попросить вас пройти с нами, – сказал унтерштурмфюрер. – У меня приказ – всех старших офицеров проверять в здании станции…

Курт, пожав плечами, добавил:

– Ах да, я не показал вам еще один документ, господа…

Он достал из кармана бумагу, которой снабдил его Гиммлер. Документ предписывал всем немецким службам – военным, гражданским и специальным – оказывать содействие штандартенфюреру Курту Мейеру во время его командировки в Париж.

Унтерштурмфюрер пробежал взглядом по размашистой подписи Гиммлера.

– Это ничего не значит. У нас приказ. Предлагаю пройти со мной.

– Хорошо, пройдемте, – разозлился Мейер. – Я целиком в вашем распоряжении!

Они вышли из поезда. Причем было такое впечатление, что не унтерштурмфюрер и солдаты ведут Курта, а Мейер ведет за собой по перрону группу пограничников.

Недалеко от газетного киоска был расположен вход в здание.

– Здесь? – Курт указал рукой.

– Так точно, – сдержанно кивнул унтерштурмфюрер.

Мейер распахнул дверь. Они пересекли темный вестибюль, пахнувший пылью и влагой. В вестибюле было пусто – лишь одинокий воробышек летал под потолком. Прошли по короткому коридору. Наконец унтерштурмфюрер остановился перед дверью.

– Нам сюда, – произнес офицер и распахнул дверь.

Курт коротко кивнул и первым переступил порог. Эсэсовец последовал за ним. Солдаты остались снаружи.

Они оказались в небольшом кабинете. Толстый хозяин кабинета сидел за столом. При появлении гостей он кивнул унтерштурмфюреру как старому знакомому.

Судя по всему, это был начальник станции. Курт присмотрелся к нему. Конечно, на Мейере был гражданский костюм, однако можно было как-то отреагировать на появление вошедших! Начальник станции что-то жевал, вставать не собирался.

– Хайль Гитлер! – резко произнес Мейер. – Нельзя ли все закончить побыстрее?

Начальник поперхнулся. Он вскочил, недоуменно посмотрел на унтерштурмфюрера. Тот молчал.

– Хайль Гитлер! – повторил Курт.

– Хайль Гитлер! – отозвался толстячок растерянно. Смешно было наблюдать, как вслед за этим он вскинул вверх короткую руку. Курт остался невозмутим.

А начальник все искоса рассматривал унтерштурмфюрера – мол, кто это? Тот, судя по виду, ничего не мог объяснить.