Спроси пустыню… - страница 15

Когда они шли к стоянке, Фарида немного приотстала.

— Поболтайте без свидетелей. А я подышу воздухом.

— Какие уж тут разговоры, — пожал плечами Амелин. — Время я выбрал самое неподходящее.

— Вы с другом мало похожи на коммерсантов, — сказала Инга.

— А на кого же?

— Больше на военных. За шестнадцать лет работы в журналистике я встречалась со многими людьми. Профессии накладывают свой отпечаток. Впрочем, для окружающих это не очень заметно.

— Может, мы с вами увидимся в какой-нибудь другой день? Завтра или послезавтра?

— Вы пока не собираетесь уезжать?

— Нет. Наши дела затянулись.

Инга протянула ему визитную карточку.

— Здесь рабочий телефон. Правда, в кабинете меня часто не бывает.

— Я могу позвонить вам домой?

— Можете. Запоминайте номер. Три, пять, пять, ноль, восемь.

— Инга! — позвала ее Фарида, открывая дверцу такси. — Ты остаешься?

— Все. До свидания, Сергей!

Журналистка побежала к машине.

Когда Амелин передал Петренко содержание разговора с Ингой, тот удивленно хмыкнул.

— Ты посмотри, как тесен мир! Значит, Фарида была подругой покойного Джемаль-Ходжи и, может быть, вполне знакома с Довлатовым. Твои девушки нам еще пригодятся, я чувствую. Но прекрасный пол оставим на крайний случай. Завтра мне предстоит интересная встреча. Спать ляжем пораньше. Я уйду в четыре часа через окно. Ты оставайся в номере, никуда не выходи. Часов в восемь, если я не вернусь, закажи завтрак на двоих по телефону и жди меня.

Амелин молча кивнул в ответ. Он уже давно научился не задавать лишних вопросов.

Связника звали Ахмед. Когда-то в Афганистане Петренко его здорово выручил. Ахмед работал переводчиком в одном из спецподразделений и был приговорен моджахедами к смерти вместе со всей семьей.

За несколько недель до вывода советских войск Петренко помог получить ему необходимые документы и переправил вместе с семьей в Южную Республику.

Полковник интуитивно чувствовал, что с Ахмедом не все в порядке и хотел лично в этом убедиться. Назначая встречу в половине пятого утра, Петренко не столько опасался слежки, сколько того, что его с Ахмедом может увидеть посторонний человек.

Он знал, что постоянное наружное наблюдение, «топтание по следам», за ним и за Амелиным ведется, хотя в этом не было необходимости. Приезжих русских и так надежно изолировали от нежелательных контактов, а когда они пытались высунуться, били жестоко и метко по рукам. Пройдет день или пять, и их с Амелиным вышвырнут из города. Но пока эти люди чего-то выжидают. Чего только?

Ахмед ждал его на окраине редкой тополиной рощи. Ветер шуршал сухими листьями, кружа их в воздухе и медленно опуская на землю. Чужой город, чужая луна и эта почти бутафорская роща, освещенная слабым серебристым светом. Они поздоровались. У Ахмеда была сухая и жесткая рука. Он мог и не прийти в это пустынное место, если вел двойную игру. Впрочем, трусом он не был, а в армии Наджибуллы дослужился до капитана.

— Здравствуй, Ахмед!

— Здравствуй, шурави!

В полусумраке лунной ночи отчетливо белели зубы переводчика. Он улыбался.

— Я рад тебя видеть, Иван.

— Я тоже. Веселое место выбрали для встречи.

— Ты неплохо ориентируешься в нашем городе.

— Привычка. Керим исчез. Ты не знаешь, что с ним случилось?

— Знаю. Ему пробили ступню металлическим штырем, когда он ехал к Довлатову. Рана очень тяжелая, он едва не умер, а теперь скрывается.

— Джемаль-Ходжи убили, Шатоева искалечили… Кто следующий?

— Может быть, ты, — медленно проговорил Ахмед. — Или твой светловолосый друг. Прости, шурави, можешь меня презирать, но я буду вынужден рассказать о нашей встрече…

— Кому?

— Я не знаю этих людей. Но чувствую, что ветер дует с юга. Непримиримые наступают. Разве могут они оставить в стороне самую крупную провинцию в республике! Русские для них враги, и ты не дождешься здесь ничего хорошего.

— Ты знаешь, Ахмед, для чего я сюда приехал?

— Выручать друзей — святое дело. Но, боюсь, ты ничем не поможешь этим летчикам.

— Мне нужно выйти на Довлатова.

— Если бы Амир захотел, он сам бы нашелся. Думаю, ему сейчас не до тебя. На Амира давят со всех сторон. Вахид Абазов едва не в открытую обвиняет его в измене. И в собственном родовом клане Довлатова нет единства.