Спрятаться за цветами - страница 7

Когда мы вернулись в отель, было уже пять часов вечера. До отъезда оставалось всего несколько часов. Солнце начинало медленно клониться к закату, а я хотела успеть сфотографировать закат и заторопилась в свой номер за фотоаппаратом. Вбежав в холл, я увидела Вадима, который стоял с охранником спиной ко входу. Он обернулся и радостно бросился мне навстречу.

– Мадемуазель, вы вчера забыли у меня это! – крикнул он по-французски.

В руке он держал мою бриллиантовую сережку.

Я удивленно взяла ее и поцеловала Вадима. Я не знала, как отблагодарить его. Деньги он не захотел взять, и тогда я решила купить у него что-нибудь. Через несколько секунд я стояла в его в лавке и выбирала вещицу на память.

У меня совсем не было времени, и я решила купить две хрустальные кошки: одну в подарок, другую себе.

– Зачем вам две кошки? – спросил Вадим. – Купите вот это для исполнения желания.

Вадим положил на стеклянный столик хрустального скарабея. Лапки и голова у жука были золотые.

– Сколько он стоит? – робко спросила я, и когда узнала цену, то поняла, что мне не хватит денег, а торговаться не хотелось. Я погладила жука по спинке, подержала его, посмотрела через него на свет и отложила в сторону.

– Очень красивый! – похвалила я скарабея и развела руками.

Вадим упаковал моих кошек, поблагодарил за покупку и проводил меня до лифта.

Сильный ветер – последнее яркое впечатление от Египта. Я немного постояла на пирсе, вглядываясь в горизонт. На пляже не было никого, кроме меня и двух рабочих-бедуинов. Они ровняли песок, таская за собой длинную палку с прикрепленной к концам веревкой.

Я смотрела сначала на фиолетовое море, которое сделалось таким от закатных лучей солнца, потом туда, где садилось солнце, и не видела ничего необычного. Чудо было на противоположной стороне неба. Мягкие тона от бледно-салатового до фиолетового и синего как бы нависали над морем пышной, прозрачной, воздушной массой. Я не могла это ни с чем сравнить, и тогда меня посетила такая мысль: если какое-либо явление или объект созерцания невозможно ни с чем сравнить, значит, оно уникально. Вероятно, только здесь и нигде больше на планете нет такого заката.

Сделав несколько снимков, я медленным шагом направилась к отелю. Один из бедуинов попросился сфотографироваться со мной. Я согласилась. Его напарник быстро запечатлел нас на память. Рабочий-бедуин долго благодарил меня.

«Почему он так благодарит меня? Ведь он не увидит эту фотографию!» – подумала я и тут же вспомнила Любу.

Я спросила у бедуинов, сколько пляжей им приходится ровнять. Они ответили, что почти весь берег, то есть пляжи нескольких отелей. Рядом с нашим пятизвездочным отелем находился трехзвездочный, и я поинтересовалась у них, чего там, в трехзвездочном, нет такого, что есть у нас? И бедуин, с которым я фотографировалась, ответил:

– Солнце, море и песок там такие же.

Итак, я улетала обратно в Москву, и, как это часто случается на чартерных рейсах, наш вылет задерживался. Я прошлась по шумному залу ожидания, взглянула на стенные часы и поняла, что у меня есть в запасе целых два часа.

В конце зала я нашла два свободных кресла напротив огромной застекленной стены, откуда можно было смотреть на взлетную полосу. На одном из кресел одиноко лежала забытая красная роза, аккуратно перевязанная ленточкой. Я присела рядом и достала рукопись Любы. Я долго смотрела на медленно разворачивающиеся самолеты и не заметила, как заснула, но очень скоро проснулась от легкого прикосновения к своей руке.

Передо мной стоял высокий симпатичный мужчина лет шестидесяти, похожий на американского актера Кларка Гейбла. Это он прикоснулся к моей руке забытой розой.

– Это ваш цветок? Позвольте, я присяду рядом? – вежливо спросил меня «Кларк» на английском языке.

Я кивнула в знак согласия и взяла розу. Мужчина улыбнулся, сел на свободное кресло, и мы стали вместе смотреть, как взлетает тяжелый «Боинг». Не знаю точно, сколько времени мы сидели так и молчали, но помню свое ощущение – мы как будто говорили с ним, спорили, я даже немного занервничала, и с моих колен упала папка с рукописью и разлетелась. Мужчина стал помогать собирать листочки, и, когда мы снова оказались на своих местах перед застекленной стеной, как перед экраном, он заговорил со мной: