Сражение при Молодях 28 июля - 3 августа 1572 г. - страница 21

Вне всякого сомнения, челобитная Голицына появилась не на пустом месте. Видимо, в конце зимы — начале весны 1573 г. Иван Грозный по неизвестным причинам утратил доверие к Воротынскому[215]. Охлаждение царя к своему лучшему полководцу к моменту составления «берегового» разряда стало настолько очевидным, что В.Ю. Голицын решил воспользоваться этим обстоятельством. Правда, ему пришлось ждать почти три месяца, пока Иван не вынес свое решение удовлетворить его челобитную[216]. О том, что происходило в течение этих месяцев — можно только догадываться. Ясен только исход — согласно лаконичному свидетельству разрядной книги, «…тово же году положил государь опалу свою» на Воротынского, «взял» его «з берегу» и «казнил смертию»[217].

Тогда же опале подверглись два других воеводы «берегового» разряда 1573 г. — князь Н.И. Одоевский, вместе с Воротынским сражавшийся летом 1572 г. при Молодях, и престарелый воевода М.Я. Морозов, причем последний даже не успел прибыть на место службы, как был арестован. Все они также были казнены[218]. Поплатился головой и второй воевода сторожевого полка В.И. Умного Колычев. Правда, случилось это позднее, вероятно, летом 1575 г., и смерть его связана была, судя по всему, с падением царского фаворита окольничего Б.Д. Тулупова и восхождением новой «звезды» в окружении Ивана Грозного — Бориса Годунова[219].

Не обошел стороной гнев Ивана и другого героя Молодинской битвы — воеводу Д.И. Хворостинина. Осенью 1573 г. была составлена роспись войска, которое должно было отправиться походом на бунтовавшую «казанскую черемису, луговую и нагорную». Однако еще до того, как рать выступила на подавление мятежа, «государь тогды опалу свою положил на князь Дмитрея да на князь Федора Хворастининых на обеих, и велел им быть к себе»[220]. Опала, правда, длилась недолго — уже весной следующего года Дмитрий Хворостинин получил назначение вторым воеводой сторожевого полка, что встал на «берегу», в Коломне[221]. Но эта должность, если так можно выразиться, стала для воеводы традиционной практически до конца 1570-х гг. Пока Хворостинин был в опричнине, он мог не опасаться местничества со стороны более родовитых воевод, но как только опричнина была отменена, на успешной карьере князя был поставлен крест. Ни несомненный талант военачальника, ни храбрость и энергичность — ничто не могло переломить традицию и Хворостинину приходилось довольствоваться второстепенными командными постами что на берегу, что в Ливонии[222].

Единственный раз он получил самостоятельное командование в кампанию 1578 г., и то воеводе пришлось вернуться в Москву. Посылая в Ливонию новое войско, Иван назначил Хворостинина первым воеводой сторожевого полка. Однако второй воевода полка, князь М.В. Тюфякин, «списков не взял за ним, за князем Дмитреем, что ему с ним быти невмес­но меньши князя Дмитрея. И писано ко князю Михаилу, чтоб он был по новой росписи в болшом полку в третьих, а князю Дмитрею велено ехати к Москве»[223]. Бог миловал Хворостинина — после его отъезда оставшиеся воеводы рати разместничались, и в итоге осадившее ливонский город Кесь (Венден) русское войско так и не смогло овладеть им. Атакованное соединенными польско-шведскими силами, оно потерпело сокрушительное поражение. Среди взятых в плен оказался и брат Дмитрия Хворостинина Петр[224], карьера которого после памятной битвы 1572 г. складывалась довольно успешно для молодого и относительно неродовитого воеводы. Домой Петр Хворостинин вернулся, по всей видимости, уже после завершения Ливонской войны. Его старший брат под занавес этой войны сумел несколько раз отличиться и в условиях, когда командный корпус русского войска понес большие потери, начал постепенно продвигаться «наверх». В начале 1582 г. он наконец-то, после долгого перерыва, был назначен первым воеводой передового полка рати, ходившей походом против шведов «в Свиску землю, за Неву реку»[225]. В «деле» со шведами под деревней Лялицы передовой полк отличился, «немецких людей побил и многих языков поимал», за что среди прочих воевод рати Д.И. Хворостинин получил наградной золотой[226]. С этого момента карьера заслуженного воеводы начала постепенно идти в гору и при Федоре Иоанновиче он считался одним из опытнейших русских полководцев.