Среди гор - страница 13
Когда солнце стояло уже высоко, спутники поднялись на Сабиндилия[15], где не чувствовалось так сильно ласка летнего солнца. Впереди, на юг, тянулось несколько горных цепей. Вдали, на общем фоне их, резкой чертой заканчивалась хвойная растительность, за которой шла полоса альпийских лугов. Вершины дальних гор белели. На западе блестела то золотом, то серебром полоса воды у Черноморского побережья, и светлой лентой извивался Рион.
— Не правда ли, как хорошо? — восторженно бросает Гогенешвили, усаживаясь под деревом.
— Прекрасно, но…
— Что но?
— Но все это чуждо цивилизации. Мы с вами идет пять часов, когда это расстояние можно победить в несколько минут.
— Погодите. Всему свое время.
— Долго же нам с вами придется ждать такого времени без дружеского вмешательства.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего особенного… Подумайте только о том, что мы сейчас очень бедны, несмотря на все наши богатства…
Юго-восточный край гор окутывался тучами. Дальние гребни уже спрятались за лохмотья их. Яркость летнего солнечного утра тускнела.
Большинство гурийских деревень живописно разбросано либо среди гор, либо по берегу шумливых рек. Красивое местоположение их далеко не создает благоприятных условий для экономического их процветания. Обрабатывать землю приходится с большим трудом. Да и не каждый клочок земли бывает пригоден даже для засева кукурузы. Скот хороший в этим местах не водится из-за отсутствия удобных пастбищ, если не считать дальних, в полосе альпийских лугов. Главный источник дохода гурийского крестьянина фрукты, особенно виноград, а также табак.
Не богато жила и родная деревня Серго.
На склоне гор приютилась усадьба Гогенешвили. По середине двора стоял старый дом отца. Ближе к лесу построился муж старшей сестры Маро — Павле; переднюю часть двора занимал незаконченный постройкой дом брата Серго, который после меньшевизма эмигрировал во Францию.
В старом доме жили старики и младшие дети: голубоглазая в мать Тамара и неугомонный пятнадцатилетний Вано, который на лето из школьника и активного члена коллектива пионеров превратился в пастуха. Нижнее помещение дома, обычно нежилое, приспособили для жизни Серго и Цуруа.
Привычный и закрепленный веками долг гостеприимства ввел Цуруа в семью Гогенешвили. Войдя в нее, он сумел быстро получить расположение большинства. Лишь шумливый Вано отнесся к Цуруа критически.
— Откуда ты его выкопал? — спрашивал он брата.
— Ехали вместе из Тифлиса. Да тогда я его, собственно, и не видел… От станции сюда шли вместе.
— И подружились?
— Ну, до дружбы еще далеко… Человек в первый раз в Гурии. Интересуется… Ведь наш, не чужой. Места за столом не просидит.
— Куда он все бегает?
— Спроси, если тебя это интересует.
— А ты веришь в то, что он — рабочий? Врет!
— Почему ты так думаешь?
— А я его вчера спросил, какого он цеха. Говорит — слесарного. Я тогда ему говорю, что у отца ружье охотничье сломалось и нужно, чтобы слесарь его починил. Так не сможет ли он его починить, так как наш слесарь неважный. Он говорит: я тоже неважный. Врет! Совсем он не рабочий.
Серго казалось, что нигде в мире нет такого изобилия уютных уголков, как подле родной деревни. Все в окружающем напоминало ему так много приятного из прошлых лет. Наслаждаясь деревенской жизнью, он как-то не заметил дружбы Цуруа с Павле и того, что у Цуруа завязались какие-то тесные отношения со многими из их селения.
Усадьба Гогенешвили была замкнута узким кольцом плетня. Но тот плетень был так низок, что даже свиньи пренебрегали такого рода забором. Перешагнув через него в наиболее удобном месте, Серго сразу попал на узкую дорожку, которая бежала вниз к шумливому ручью, в котором было устроено нечто вроде запруды для купанья. Насвистывая какой-то мотив, Серго быстро спускался, стараясь не задеть бесшумно пересекающих его путь скромных ящериц.
В стороне от дорожки, в кустах рододендронов, Серго заметил притаившуюся фигуру Вано. Тот, заслышав шаги и свист, обернулся и сделал знак брату подойти. Заинтересованный Серго, осторожно продвинулся к Вано и опустился подле. За кустами шел небольшой обрыв, внизу которого была котловина с навороченными временем камнями. На этих камнях сидели Цуруа, Павле и еще один, неизвестный Серго, человек.