Когда бы насмешница-смерть ему наконец пригрозила,
Он молвил бы: «Лучше б меня давно поглотила могила!»
Неужто виновен я в том, что гнал к водопою верблюдов,
А по возвращенье меня беда тяжело поразила?
Что солнцу до жалких слепцов, которые солнца не видят
И мыкаются в темноте, не зная дневного светила!
Я говорю:
Разлука после встречи тяжелее,
По возвращенье милая милее!
Так после бедности богатство слаще
И сразу после счастья горе злее.
Я говорю еще:
Ты вся передо мной двоишься, природа у тебя двойная,
Но утверждать я не решаюсь, что ты привержена обману.
Твой нрав настолько переменчив, день ото дня ты так различна,
Что думается мне порою, ты подражаешь ан-Нуману
[45],
Который через день менялся, то милостив, то беспощаден,
Как будто бы непостоянство пристало княжескому сану.
Не мне твой день благоприятный, по-видимому, предназначен;
В мой день злосчастный ты сердита и нанести мне рада рану.
Но неужели непонятно, что, даже раненный тобою,
Я на твое расположенье надеяться не перестану?
Я скажу еще отрывок, где есть такие стихи:
Все прелести в тебе, как жемчуг в ожерелье,
И пробуждаешь ты в душе моей веселье;
Твой светлый лик — звезда, сулящая мне счастье;
Откуда же тогда смертельное похмелье?
И еще скажу я поэму, которая начинается так:
Что такое наша встреча: расставанье боязливых
Или в час благословенный воскресенье справедливых?
Что такое разлученье: кратковременная кара
Или вечное проклятье для безумцев нечестивых?
Напои, Аллах, прохладой дни, минувшие в блаженстве,
Бесподобные подобья лилий гордых и стыдливых,
Лепестки которых — ночи в колдовском благоуханье,
Сокращающие с жаром жизнь любовников счастливых.
Упоительную близость мы вкушали беззаботно,
Как бы дней не замечая, безнадежно торопливых.
И пришло другое время: верность, кажется, сменилась
Вероломною изменой и пустыней дней тоскливых.
Не отчаивайся, сердце! Время, может быть, вернется,
Обернется к нам былое, приголубив сиротливых.
Возвратил же Милосердный Омайядам власть былую;
Ты, душа, в невзгодах помни, что Аллах за терпеливых.
В этой поэме восхваляю я Абу Бакра Хишама ибн Мухаммада, брата повелителя правоверных Абд ар-Рахмана аль-Муртада, — помилуй его Аллах!
Я скажу еще:
Не все ли душа объемлет, как будто бы на просторе
Даль с близостью сочетая в телесном тесном затворе?
Вся жизнь человека — тело, в котором душа таится:
Любимая в каждом вздохе, любимая в каждом взоре.
Ей дань мы прилежно платим, и ей же мы благодарны;
Погибли бы мы мгновенно с душой своею в раздоре.
Так реки на этом свете: пусть русла полны водою,
Вольются все воды в мире в необозримое море.
К числу похвальных склонностей, благородных свойств и достойных качеств в любви и в любом другом деле относится верность. Поистине, это сильнейшее доказательство и самое ясное свидетельство хорошего происхождения и чистоты нрава. Й верность бывает различна, сообразно различию, обязательному для всех тварей, живущих на земле. Я скажу об этом отрывок, где есть такой стих:
Свидетельство свойств человеческих — ваши дела;
Вещает нам вещь, из чего она произошла.
Цветет олеандр, но не зреет на нем виноград;
Душистой смолой никогда не прельстится пчела.
И первая степень верности — это верность человека тому, кто ему верен. Вот она, непременная заповедь и долг любящего и любимой, и отступает от него лишь скверный по природе — нет ему благой доли в будущей жизни, и нет в нем добра! И если бы не отказались мы в нашем послании говорить о качествах женщин и природных их свойствах, об их притворстве и о том, как от притворства исчезают естественные черты и качества, — право, добавил бы я в этом месте то, что надлежит сказать в подобном случае. Но мы намеревались говорить лишь о том, что хотели рассказать о делах любви, и только, а говорить об этом можно бесконечно, ибо удивительны дела любви.
Рассказ
Вот ужасное проявление верности в этом смысле, которое я наблюдал, и устрашающее по обстоятельствам — это история, виденная мною воочию. Я знал одного человека, который согласился порвать со своей возлюбленной, самой для него дорогой среди людей, и хотя смерть казалась ему слаще, чем разлука с ней на одну минуту, это было ничто в сравнении с клятвой о сокрытии тайны, ему доверенной. И тогда возлюбленная дала клятву, что никогда не заговорит с любящим и между ними не будет близости, если влюбленный не откроет ей тайну, и, хотя доверивший ее был в отсутствии, любящий отказался от этого, и продолжал один скрывать, а другая держаться в отдалении, пока не разлучили их дни и не поглотило их небытие.
