Сталин и КПГ в преддверии гитлеровской диктатуры (1929—1933 гг.) - страница 12

.

На пленуме было решено развернуть массовую кампанию Антифашистской акции. Призыв был опубликован уже 25 мая. Он был услышан многими. В рамках Антифашистской акции в Ханау, Стендале, Везенберге члены СДПГ приняли участие в совместных с коммунистами выступлениях; в Цела-Мелисе местная организация Объединения свободных профсоюзов (АДГБ) обратилась с воззванием о единстве; информацию о фактах такого рода вынуждены были помещать и социал-демократические газеты[66].

Ряд документов КПГ, относящихся к июню — первой половине июля 1932 г., отличается более трезвой оценкой положения и большей продуманностью в предлагаемой тактике. Таково, например, циркулярное письмо секретариата от 4 июня — первое после прихода Папена к власти (1 июня). Здесь справедливо указывалось: факты последнего времени свидетельствуют о том, что «в связи с исключительным нарастанием национал-социалистского движения буржуазия чувствует себя достаточно сильной, чтобы перейти во фронтальное наступление на пролетариат». В письме содержалась и другая важная мысль, считавшаяся ранее неверной: о том, что разногласия социал-демократии и нацистов относительно методов управления страной «могут при определённых обстоятельствах принимать характер ожесточённых конфликтов».

Но необходимой последовательности и в данном документе не было. Сохранялся тезис о том, что главный удар в рабочем классе наносится по социал-демократии (правда, слова «социал-фашизм» в этом письме нет). «Каждому коммунисту,— говорилось здесь,— должно быть ясно: классовая политика обязывает нас прежде всего изолировать социал-демократию, отнять у неё рабочих». Подвергая критике позицию межпартийного республиканского объединения (Рейхсбаннер), указанное письмо вместе с тем подчёркивало: «Но мы никогда не пойдём с приверженцами нацизма против Рейхсбаннера, а наоборот — с рабочими-рейхсбаннеровцами против штурмовиков». По-прежнему речь шла, однако, о «вредных тенденциях единого фронта сверху» и создании «боевого красного единого фронта под революционным руководством»[67].

Положительное значение — если бы они были реализованы — имели некоторые выводы статьи Тельмана «О нашей стратегии и тактике в борьбе против фашизма» (июнь 1932 г.). Высказываясь против единого фронта только на уровне руководящих инстанций, он тем не менее подчёркивал: «Это не исключает в определённых случаях, и прежде всего на стадии более развитого классового движения, применения тактики единого фронта снизу и сверху в революционном смысле»[68].

Таким образом, налицо был определённый сдвиг в лучшую сторону, но лишь частичный, непоследовательный. Следует иметь в виду, что приход Папена к власти означал существенное изменение роли социал-демократии. Этим, вероятно, объяснялось некоторое изменение тактики коммунистов в представительных учреждениях. Отказ от сотрудничества с депутатами от СДПГ, действовавший в период после ⅩⅡ съезда КПГ[69] при выборах руководящих лиц этих учреждений, теперь в ряде случаев не соблюдался. Так было и в прусском ландтаге, где коммунисты, чтобы воспрепятствовать избранию нациста на пост президента, голосовали за кандидата СДПГ. В. Пик выступал за применение той же тактики и во время аналогичной процедуры во вновь избранном (31 июля) рейхстаге[70].

Тем не менее лидеры социал-демократии не откликнулись на наметившиеся сдвиги. Именно тогда, когда единство, даже зародышевое, необходимо было как воздух, правление партии приняло решение, которое практически покончило с надеждами на смягчение конфронтации. Опубликованное 29 июня, оно категорически запрещало местным организациям какие-либо самостоятельные инициативы по установлению единства.

Результаты этого пагубного шага не замедлили сказаться. Надо иметь в виду, что среди рядовых членов КПГ (об этом говорил Э. Тельман на ⅩⅡ пленуме ИККИ[71]) и тем более в руководящей верхушке весьма сильны были сторонники концепции «социал-фашизма», апологеты близкого «последнего боя» и других ультралевых доктрин. Решение правления СДПГ очень помогло им, дав в руки необходимые «козыри». И влиянием этих сил можно объяснить появление циркулярного письма Секретариата ЦК КПГ от 11 июля, в котором все шаги, сделанные весной 1932 г. в сторону сотрудничества, рассматривались как непростительные ошибки и подвергались резкой критике. Так, например, о тактике, которой должна руководствоваться фракция КПГ в прусском ландтаге, говорилось, что она «ни в коем случае не должна стать правилом, как уже произошло в некоторых местах». Следующий пункт письма касался обращения к СДПГ и организациям Железного фронта о проведении совместных демонстраций; в июне с таким предложением обратился берлинский комитет КПГ. Это объявлялось недопустимым: «Такие демонстрации ведут к затушёвыванию принципиального различия между нашей партией, единственной революционной партией германского пролетариата, и партией социал-фашизма».