Стальная: наследие авантюристки [СИ] - страница 5

Оклемавшийся красноглазый делала вид, что здесь он что-то наподобие мебели.

— Так и будешь стоять? — раздраженно буркнула в его сторону. — Помог бы, девушке.

— Это приказ? — тут же ощерился он.

Надо же, какие мы нервные! Я окинула мужчину оценивающим взглядом и пожала плечами.

— Нет.

— Тогда ты и сама неплохо справляешься.

Я сделала большие глаза и продолжила клеить. «Впрочем, он мне еще по телефону не шибко понравился. Хам и сноб», — мысленно скрипнула зубами.

И все равно неприятно, особенно когда неожиданно порезала руку о стекло. Порез получился глубоким, и кровь тонкой струйкой потекла по запястью под браслет.

— Остановись!! — закричал в самое ухо красноглазый, хватая за запястье.

При ближайшем рассмотрении я увидела, что обе его руки изрезаны когтями и тоже кровоточат. Но поразило другое, его кровь по консистенции и по цвету напоминала жидкий деготь с красным отливом, и она словно хищник почуявший добычу, тягучей струей скользнула к ране, а затем, смешиваясь с моей кровью, потекла к браслету. Только наша кровь впиталась в браслет, в камне появилось изображение свернувшегося черного дракона. В голове зашумело, и сердце бешено застучало в груди.

— Я просто порезала руку, — процедила сквозь зубы, кривясь от боли. — Отпусти.

Моментально руки мужчины разжались, точно его электричеством шарахнуло. Даже скривился, как от боли.

— Ты же теперь… — возмущенно пыхтел он, — ты теперь… ты хоть понимаешь?!! Ты теперь…

— Что я теперь? — вздернула нос.

— Ты дура! Идиотка безмозглая! — почти со стоном бросил мне в лицо и схватился за голову, как если бы его начала мучить мигрень.

— Сам дурак, — насупилась я.

Поспешила на кухню, где держала все медицинские препараты и принадлежности. Бинты купила еще вчера. Точно шестое чувство подсказало купить, хотя дома год как валяется один нераспакованный.

О том, что произошло, я не знала, что и думать. Галлюцинация? Обман зрения? Надо бы разобраться. Та-ак, где моя аптечка?

Свой порез залепила пластырем. Кровь уже перестала течь, даже ранка затянулась. А вот с его ранами придется повозиться. Где-то тут у меня была перекись?! А, вот она!

— Матя, в ванную! — заглянув к горгулье, облегченно вздохнула, видя, что вместо крылато-когтисто-шипастого чуда, на коврике растянулся огромный лохматый пес.

Пустив воду, вытащила таз и поспешила в гостиную, но так и застыла, занеся ногу над порожком. Этот тип, скинув потрепанный плащ, закатал рукава белоснежной шелковой сорочки, весьма умело заделывал окно, усердно оклеивая дыру газетой и полиэтиленовыми пакетами. Мышцы бугрились под полупрозрачной тканью, длинные красивые ноги обтягивали черные бриджи, небрежно запиханные в кожаные сапоги. Каждое его движение было не просто красивым — умопомрачительным.

Меня точно кипятком окатили. Как то сразу стало трудно дышать. Последний мой роман закончился лет пять назад. Мы расстались друзьями, но видеть этого изменника все равно не хотела. Было еще несколько встреч, но все не серьезно.

— Э-э, — промямлила я, чтобы хоть что-то сказать.

Меня прожгли гневным взглядом, но я решительно сделала шаг на встречу. Алые глаза подозрительно сощурились, серповидные зрачки чуть сузились. Отмела крамольную мысль о линзах. Не похоже, что бутафория.

— Присядь, пожалуйста, на диван.

— Если ты хочешь обработать мои раны, то можешь не утруждать себя. Я сам могу о себе позаботиться.

Я прикрыла глаза, считая до десяти. Нервы у меня не железные. Совсем не железные.

— Сядь на диван, — прикрикнула я, и красноглазого едва ли не впечатало в спинку дивана.

— Ах, ты ррр!! — все-таки сорвался на рык.

— Сидеть и не рычать.

Браслет на руке ощутимо нагрелся. Это что, что-то вроде предупреждения?

— Не наглей, — прошипел мужчина, сверля тяжелым взглядом. — Ты обладательница только одного браслета. А поодиночке они не так сильны.

— Ну, хотя бы сиди спокойно, — устало выдохнула я.

И он сидел. Прожигал взглядом дырку в моей макушке, но сидел. Руки были в жутком состоянии, но меня беспокоила рана на груди — очень глубокая. Промывая ее, надеялась, что не причиняю ему нестерпимой боли. Однако трудно понять, по ходу всех моих неумелых манипуляций он не издал ни звука.