Стальная: по пути пророчества [СИ] - страница 11

Я посмотрела на отца. Он пожевывал губы, и вид у него был совершенно подавленный. Я непроизвольно вздрогнула всем телом. Уголок губы начал нервно подергиваться. Шутка ли, — я ходячая бомба замедленного действия.

Утро выдалось суматошное. Папа бегал, искал, где же он оставил свою рубашку. Я, споткнувшись о кейс, который он оставил посередине коридора, громко ругалась, и потирала ушибленные коленки. Дребезжал домашний телефон, вопил сиреной папин samsung, птичьей трелью заливалась моя сонька, и оба мы носились по квартире как угорелые.

— Алё. Нина у телефона… А, мама! Мусь, слушай, папа спрашивает, куда ему сегодня ехать, он на работе ежедневник забыл. Почему у меня? Папа нас вчера выручал. Да, с Надей встречались. Да, не-е… Все в порядке. Не, не, мам обошлось без драки. Мам, я серьезно. Мирно поговорили… Ушел на своих двоих… Честно-честно.

— Медвежонок, рубашку…? — папа робко протянул мне искомый предмет.

— Сейчас поглажу, — взяла рубашку и перекинула через плечо. — Мам, так куда? А-а? Поняла. Как себя чувствую? Нормально, мам. Все хорошо. Что? Звучит безрадостно? Ну, может, я просто не хочу на работу. Спасибо, мамуль. Па-ап!

— У? — папа выскочил из ванной в одних боксерах, с зубной щеткой во рту. Смутился. Схватил полотенце и намотал на бедра.

Я быстро окинула его заинтересованным взглядом и признала, что папуля очень в хорошей форме.

— Мама сказала, что тебе вчера Виктор звонил, сказал, что все отменяется.

— Угу, — кивнул и вернулся к раковине.

Побежала гладить рубашку. Хорошо, что утюг не додумалась в сундук кинуть, вот бы сейчас маялась. Захватила свой чирикающий аппарат. Приложила к уху.

— Привет Надь. Как ты? Похмелье не мучает? Что говоришь? Тебе не привыкать? Ну, да, понятно. Как мы с папой? Отлично. Рубашку ему глажу. Извини я, потом тебе перезвоню.

Сбросив вызов, кинула трубку на стол.

— Па-а! Где брюки? Дай, я их тоже поглажу.

Папа протянул мне мятый ком черного цвета. Н-да, у идеального мужчины есть свои недостатки.

— Куда ты их запихивал?

— Под диван.

Я вспомнила, какое расстояние между диваном и полом, и восхищенно присвистнула.

— Ну, ты, пап, ма-астер. А на стул нельзя было положить?

Папа, почему-то замешкался, прежде чем ответить.

— Э-э… нет.

— Ну, хо-ро-шо.

Расправила, отряхнула. Бряк.

— Пап, зачем ты зеркало в свои брюки замотал?

— Оно искрилось.

— Не поняла.

— Твоя бабка заблокировала возможность возвращения сюда одному очень упертому ящеру, вот он и будил меня всю ночь своими тщетными попытками… пока зеркало не заискрилось.

Брюки выпали из моих ослабевших рук.

— Па-па!! — возмущенная до глубины души, воскликнула я.

— А, что я? — состроил самые невинные глазки этот вредный, горячо любимый мной чело… не человек. — Ты сама не хотела его видеть, я и не стал тебя будить.

— Папа!

— Ну, что папа, папа. Между прочим, я не подряжался подрабатывать вашим почтовым голубем.

— Что он сказал?

— Почти ничего.

— ПАПА!

— Думаю, ругательства в адрес твоей бабки, ты не хочешь слушать, — хмыкнул отец, зачесывая волосы назад.

— Нет, конечно. Ну, па-а.

— Так ты, что, — светлые брови насмешливо приподнялись, — уже простила его?

— Нет. Но…

Заламывая руки, я рассматривала такой преинтереснейший дверной косяк. Папа изучающе на меня взглянул, хмыкнул и ехидно так спросил.

— Но что?

— Пап, — сделала бровки домиком, — мне же все равно на Орни'йльвир надо. И не простила я его вовсе. Вот втык дам, выясню, почему он так со мной поступил… а потом посмотрим.

— Моя дочка, — хохотнул папа и чмокнул меня в лоб. — Благословляю.

— На что? — настороженно приостановила я объятья.

— Я не против иметь зятя — черного дракона.

— Па-а!!

— Нет. Серьезно.

— Папа, ты что-то темнишь.

— Да-а, — протянул он.

— Па-па, — насупила я брови.

— Погладь брюки, медвежонок.

Я подняла брюки с пола, почистила, погладила, даже стрелочки отпарила как надо.

— Держи.

— Спасибо, медвежонок. А пока почитай вот это, — папа протянул мне записную книжку в кожаном переплете.

Отец быстро оделся, накинул на плечи куртку, схватил кейс и почти выскочил за дверь, но я опомнилась раньше.

— А как же?… Папа, стой! Что сказал Ласснир?

Владимир Константинович грустно усмехнулся.