Станислав Говорухин - страница 7

И вот мы стояли в этой моей трехкомнатной безумной анфиладе и спорили до… я просто не знаю до каких степеней… Уже темнело, уже вот-вот-вот шашлык был на подходе… И мы собачились как могли, по поводу одной знаменитой картины с очень знаменитым актером в главной роли, которая только что тогда вышла, и вокруг нее было столько невероятного шума, что вот там-то и есть истинное вообще-то отношение к нашей родине, к нашей культуре… Нет, это не истинное отношение к нашей родине и к нашей культуре. И я просто орал как зарезанный. Я говорил: «Слава, что ты защищаешь? Ты в своем уме, Слава? Что ты защищаешь? Эта же картина вся просто, начиная от титров и кончая надписью „Конец фильма“, вся может быть заменена большим титром „Все на продажу“, все, совсем все. Главные роли, не главные роли — все на продажу, лишь бы купили. Как же так можно?» Он говорит: «Что ты мелешь? Что купили? Что ты вообще выдумываешь? Я, взрослый человек… я взрослый человек?» Я говорю: «Да, ты взрослый человек». Он говорит: «Вот я, взрослый человек, сидел и плакал. Плакал, у меня слезы вот так текли… Какая… какая тут продажа?… Плакал». А Аня, как я уже говорил, долго что-то не начинала разговаривать. И она лежала испуганная на кровати и смотрела с ужасом на меня и на Говорухина. И когда Говорухин сказал, что он плакал вот такими слезами, Аня вдруг сказала не слово, а фразу, фразу тоже грандиозную, которая в общем-то все объясняет про Говорухина. Она вдруг сказала: «Кто Гонянюхина обидел?» С связи с тем, что он плакал, — кто-то обидел. Кто Гонянюхина обидел? Вот я могу сказать, что Гонянюхина обижать не надо. Ни к чему позитивному это не приводит, и не приведет, и не может привести. Гонянюхина нужно любить.

В поисках капитана Гранта

В поисках капитана Гранта

И Гонянюхин тогда же на «Ассе», которая была очень сложным человеческим не испытанием, конечно, но очень сложным человеческим разворотом в жизни Говорухина, — на «Ассе» жестко гнул свою линию неприятия чего-то, чего он ну не хотел — не хотел или не мог сформулировать. А там же была в первый раз эта безумная компания, этого же никогда никто не знал до «Ассы»… Они все вместе собрались: Тимур Новиков, Витя Цой, Гребенщиков, покойный Рошаль — весь мыслимый и немыслимый андеграунд той поры. И с нами был Говорухин с его, я бы сказал, таким академическим подходом к жизни, к искусству… И они не спорили, они не ругались, они не выражали друг другу ничего. Они иногда просто говорили какие-то фразы… Однажды Говорухин решил показать еще не смонтированный материал «Десяти негритят» всем, кто снимался в нашей картине. Смотрели часа два. Когда все закончилось, все такой тихой толпой пошли к выходу. И я очень хорошо помню сейчас: Говорухин шел где-то сзади, а я шел за Африкой. И я говорю в спину: «Африка, ну как тебе материал?» Тот помолчал и говорит: «Взрослый человек». Вот что это такое? Неизвестно, что это такое. Взрослый человек. Но мне это так понравилось. Потом я уже Станиславу Сергеевичу отдал эту фразу, когда он говорит Африке, помните? «Взрослый человек, очки без стекол и в ушах…» Взрослый человек.

Когда были многочисленнейшие презентационные пресс-конференции, Станислав Сергеевич садился в стороне от нашей компании. Он никак не хотел и никак не лез в перестройщики. И я ему все время говорю: «Слава, что ты совсем на отшибе сидишь? Садись с нами». Он говорит: «Да зачем я буду сидеть с вами, зачем я буду украшать вашу компанию? У вас своя компания, у меня своя компания». Мы ничего ему плохого не сделали. Больше того, мы его все очень любили. Очень любили. И тем не менее он твердо стоял на своем: у вас своя компания, у меня своя компания. И дальше он, конечно, много раз доказывал нам, что у нас своя компания, а у него своя компания. И опять-таки в этом споре «круглое-квадратное» нет выигравших, нет проигравших. Просто этот спор всегда продолжается.

Десять негритят

Десять негритят

А как актер Слава потрясающе профессионален. И, может, все за счет того, что у него очень четко работает этот режиссерский контроль себя как актера со стороны. Он меня поразил на озвучании, когда они с Таней озвучивали труднейшую сцену после того, как он, значит, убил Бананана и сообщает Тане, как все это произошло. Озвучивали сцену. Я говорю: «Там хорошо, Слава, там все… я оставлю почти все из черновой записи… чуточку поправь…» Он посмотрел, говорит: «Что ты называешь хорошим? Что ж тут хорошего? Это ничего не сыграно, промямлино, не выговорено, это все никуда не годится». И в течение четырех часов, пяти часов, шести часов Слава репетировал собственное озвучание и довел его просто до абсолютно совершенного качества. Меня поразило… Это какое безжалостное отношение к себе, актеру, того самого второго Говорухина, про которого я уже говорил, который, кроме всего прочего, еще и режиссер.