Старая сказка - страница 3
– Ну чего там, Вань? – за спиной в проломе возник Сашка, бессменный его боевой друг-товарищ, с которым они топали от самой Волги. Только двое и осталось…
– Ух ты, глянь, Ванька, какого зверя завалили! Зондерфюрер СС, ни много ни мало.
Но это Иван разглядел уже и сам.
– Видал я их, всяких фюреров… Главного бы завалить, вот было бы дело.
– Завалим, дай срок, недолго осталось! А это что? Гляди-ка, не дали Гансу покурить перед смертью.
Сашка ловко вытянул зажигалку из мертвой руки, повертел.
– Едрить-тудыть, тонкая работа. Вань, гляди – вылитый король. Какой-то ихний Зигфрид, не иначе.
– С чего решил?
– А чего, сам не видишь?
Сашка достал кисет, ловко свернул самокрутку. Поднес к лицу зажигалку, начал крутить-вертеть, нажимать на разные места.
– Да что у этих фашистов все не как у людей?
– Чего, Саня, очки не действуют никак?
– Сам ты макака!
Кроваво-красная корона на голове «короля» мигнула. Самокрутка вдруг вспыхнула целиком, опалив Сашке ресницы и брови. Он выронил самокрутку, закашлялся, тряся головой.
– Газовая. Слыхал я про такие штуковины. Ну ее к бесу.
Он протянул зажигалку Ивану.
– Держи. Дарю от большого и чистого сердца. Война кончится, разъедемся мы по домам, и вот однажды в осенний вечер…
– Середа, Батурин – какого х…! – в проломе возникла каска старлея…
… И только тут Иван удосужился взглянуть на девушку. Глаза, и без того огромные, теперь занимали добрую половину лица. Девушка не отрывала глаз от безделушки, лежащей на ладони Ивана, и грудь ее вздымалась глубоко и часто. Иван почувствовал, как по телу поползли мурашки. Чокнутая. Или контуженная. Сейчас припадок будет… Эх, жалость какая, такая девушка…
– Что с вами, гражданочка? Последствия?.. – вернул шуточку Иван.
Но девушка уже взяла себя в руки. Нет, непохожа она на сумасшедшую.
– Как вас зовут, молодой человек?
Хм, «молодой человек»… Сама-то не больно старуха…
– Меня зовут Иван – с расстановкой произнес Иван. – Иван Семенович.
– А меня Тамара. Вот что, Иван…гм…Семенович. У вас найдется пара минут для разговора?
Иван усмехнулся. До чего война доводит – вот так, прямо на улице, клеить прохожего солдата…
– Нет, Тамара. У меня невеста есть. Извини, ничем помочь не могу.
Глаза Тамары стали сосредоточенно-напряженными.
– Я вовсе не принуждаю вас к сожительству, дорогой Иван Семенович. У меня к вам будет деловой разговор.
– …Нет. Не продажная вещь. Разговор окончен.
Иван повернулся и зашагал прочь, испытывая сильнейшее разочарование и обиду. Надо же, такая красивая девушка – и спекулянтка. Продай ей зажигалку… Как можно продать подарок друга? Ведь в тот день Сашка покурил в последний раз…
Поворачивая в проулок, Иван еще раз мельком взглянул назад. Девушка стояла, привалившись к дощатому покосившемуся забору, как будто разговор с Иваном высосал из нее все силы. На лице была написана такая усталость, граничащая с отчаянием, что Ивану даже стало ее жаль. Неужели и впрямь расстроилась из-за какой-то там безделушки? Мещанка…
Но Иван уже и сам понимал, что врет самому себе. Какая там мещанка! Достаточно раз взглянуть в ее лицо. Наверняка дворянка в седьмом колене, графиня какая-нибудь, из бывших… Может, верно, папенькина фамильная вещь? Ну и пес с ней!
Иван встряхнулся, разрушая наваждение чуждой, неземной красоты, и зашагал прочь.
Он шагал по улицам разоренного города, мимо щербатых провалов разрушенных, обгорелых домов, перепрыгивая через лужи и небрежно засыпанные щебнем воронки. Скорее, скорее!
… А потом была зима, и они катались на коньках на неровно залитом катке. Он все время падал, так как не умел толком, да и коньки, взятые в прокате, имели ботинки на три размера больше – других просто не было. У Маши коньки были свои, новенькие и аккуратные, и держалась на льду она гораздо свободнее. «Опять вынужденная посадка?» – смеялась она, глядя, как Иван в очередной раз рушится на лед. «Ты будешь полярным летчиком, теперь уже без всяких сомнений. Во всяком случае, посадку на лед ты уже освоил». Иван молча сопел, поднимаясь, и вдруг его щеки коснулась рука. Он поднял взгляд и поймал встречный. В зеленых глазах не было ни капли смеха.