Старшая сестра его величества. Жизнь - страница 24

Третий советник еще несколько минут вздыхал и бормотал, что он сожалеет, что все произошло именно так, как произошло. Вот только винил он в этом не себя, а отца Елины.

Я дождалась, когда на той стороне слуховой трубы все стихнет и только тогда пошевелилась. Тело немного затекло от неудобной позы, но я не обратила внимания.

Все было гораздо хуже, чем мне казалось. Если даже третий советник, друг детства Эдоарда, которому король доверял, как самому себе, оказался предателем, то чего можно ждать от остальных?

И если раньше я собиралась добраться до города, устроиться и потихоньку разведать кому можно доверять, то сейчас желание обращаться за помощью пропало вовсе.

Но я должна вернуть трон Фиодору. Это то, ради чего я, вообще, пришла в этот мир. Значит я немного изменю свой план. Если третий советник первым при Грегорике, значит первый и второй не поддержали моего двоюродного брата и остались верными Эдоарду Семнадцатому. И я пойду к ним.

— Мама, там плохие люди? — Напуганный ребенок ждал меня внизу, сжимая в кулачках камни. — Если они полезут, я кину в них камень!

— Ты очень храбрый… но послушай, что я тебе скажу. — Я присела на корточки и взглянула в глаза принцу. — Все очень плохо, малыш. Плохие люди подобрались слишком близко. Нам не к кому пойти за помощью, и придется прятаться от плохих людей очень долго. И очень долго играть в игру, как будто бы ты Лушка, а я твоя мама. Даже когда мы одни. Потому что плохие люди могут подслушать наши разговоры так же, как мы подслушали их. Ты понял?

— Да, — кивнул он, — мама… понял…

До самого вечера мы просидели на этой стороне завала, спрятавшись между камней. Снова допили последние капли воды, по-братски разделив остатки. Но такого упадка сил, как в прошлый раз, не было. Кажется, мы уже привыкаем к лишениям. Или, что вероятнее, силам больше некуда падать. Мы и так в конец обессилили. Личико Лушки, надо привыкать называть друг друга другими именами, осунулось так, что его не узнал бы родной отец. Больше не было щекастого румяного принца с горящими глазенками и улыбкой. Был худенький, слабенький и всегда голодный Лушка в рубашке с чужого плеча и обертках место обуви. Надеть вместо целой рубашки лохмотья и даже самые близкие люди принца пройдут мимо и не узнает в нищем мальчишке некоронованного короля.

Я тоже выглядела не лучше. Смотрела на себя утром в водяное зеркало чаши у ручья. Худая, изможденная и как-то резко повзрослевшая я совсем не была похожа на Елину. Вероятно, после слияния душ, у меня изменился и взгляд тоже. Ведь Елена Анатольевна была не восемнадцатилетней принцессой, а весьма умудренной жизнью пожилой женщиной. Как бы там ни было, но узнать во мне сейчас принцессу Елину довольно сложно. А если я отстригу и покрашу волосы, то меня никто и никогда не узнает.

Когда солнце стало заваливаться за гору, я решила, что можно попробовать перелезть через каменный вал и посмотреть, что там, на другой стороне. Те, кто нас ждали, наверное, уже уехали. У них было довольно много времени, чтобы собраться.

Я снова оставила Лушку одного и полезла наверх сама. Ползла я осторожно, пригибаясь и прячась за камнями. Осторожно перебралась на другую сторону и, все так же используя подходящий камень, чтобы затаиться, спустилась на несколько шагов и оглядела пространство вокруг…

Все было именно так, как я помнила по отцовским картам. Излучина реки, довольно удобный спуск к ней, гора, пещера и большая поляна, на которой совсем недавно стояли шатры его «верных соратников». Но сейчас на полянке было пусто. Остались только поломанные деревья, огромное костровище в центре и кое-какой мусор. Я немного полежала, прислушиваясь. Вдруг они оставили кого-нибудь приглядывать за выходом из пещер. Но так никого и не увидела. Что же, пока совсем не стемнело нам с Лушкой надо перебираться на эту сторону.

Подобие шалаша я соорудила уже в темноте. Хорошо, что ночь начиналась яркая, звездная и можно было не опасаться дождя. Спать мы снова легли голодными.

Я проснулась на рассвете, накрыла спящего малыша всем нашим тряпьем, которое мы использовали вместо одеяла, и тихо вылезла из шалаша.