Старший царь Иоанн Пятый - страница 22

Деревенские мужики, перепоручив поля бабам, уехали к Весновке на оплачиваемую шабашку. Новых топоров и пил хватало, так что срубы под лесопилку возвели быстро. После чего, ещё предстояло заняться общагой для ирригаторов и подъездной дорогой к ней. Эссенция, на базе более менее свежей клюквы, наконец-то запахла как следует. Добавив её при остужении твёрдого мыла, получили запах свежести. На шампунь клюкву не тратили, решили подождать яблок и земляники. Дарья вовсю колдовала над мятой, так как по планам предполагалось делать мыло мятное и земляничное, а шампунь яблочный.

Кузьма с "тиграми" пришиб ещё три ватаги, правда рейды получались всё более дальними. Слух о "бродяжиче с отбитой головой" распространился немерянно и тати всерьёз задумались о своей судьбе. Одно дело, когда высокородные развлекаются в свободное время, другое, коли уничтожение разбойников войдёт в привычку. Тракт от Москвы до Клина стал проезжим и купцы воспользовались моментом. Правда никто из них не заехал к Михайле и не поклонился дарами за оказанную помощь. А зря! От Клина до Твери никакого Мишки пока не наблюдалось.

Как-то вечером, после вечери, Михаил вспомнил о перстне. Тот давно уже лежал в ларце с разными памятными делушками и безделушками. Кузьма про перстень тоже забыл, но увидев наконец-то высказался:

- Прости, княже, совсем запамятовал, - начал он, - этот перстень очень похож на тот, что был у Алексей Андреича, твоего отца. Там, внутри, должна быть надпись "Вязьма".

Внутри действительно виднелась полустёртая короткая надпись глаголицей. Да и сам артефакт выглядел очень древним.

- Говорят, что первый князь Вяземский, Андрей Владимирович Долгорукий имел такой же, но оставшийся от нурманов и с брильянтом. Перед битвой на Калмиусе, он передал кольцо для своего старшего сына Василия, а сам погиб. Василий повелел изготовить ещё три таких же, уже для своих сыновей: для Афанасия - с рубином, для Романа - с изумрудом, а для Юрия - вот этот, с сапфиром. Где два других никто не знает, пропали в веках.

- Ну что же, дай срок, я и город верну, - сказал Михайла, после чего убрал реликвию обратно в ларец, так как размер был чуток великоват, - придёт ещё моё время...

Трудности возникли с поисками простых, казалось бы, культур - гречкой и баклажанами. Кто-то где-то что-то слышал, но концов сыскать не удавалось. Зато начали подтягиваться беглые. Они искренне считали, что любой, кто нуждается в свободных руках, примет их на иждивение и прокорм. Только в Беспутке таких не привечали, а гнали в три шеи: кого по-доброму, а кого и на пинках. Михайла знал простую истину, если кто-то сбежал от прежнего начальника, то точно так же предаст и нового. Рано или поздно! И какой смысл вкладываться в будущих перебежчиков, да ещё и нарушая закон? В деревне осел только один, причём вольный, а не из "мы не местные". Он перебрался сюда из Гомзино, узнав что князь Вяземский интересуется хорошими ремесленниками. Столяр и плотник, Игнат ещё промышлял крашенными лакированными досками. Когда князь его спросил, сможет ли он добротные луки делать, то получил, слава богу, утвердительный ответ.

Никто так и не мог понять, почему Михайла любит луки и арбалеты. Никого не устраивал ответ: "Бесшумные!", это было как-то против общего мнения. Поэтому решено было считать, что князь хитрит, чтобы ворогов ввести в заблуждение. Впрочем, на подчинении и исполнительности сии разночтения не сказывались.

В конце июля, в Москву, отправили Лариона - нанять вольных безработных мужиков для земляных работ возле болота. Цельнометаллических лопат было уже четыре десятка, так что инструмента хватало на всякие трудовые забавы. В Москве также закупили несколько больших возов мяса, хлеба и круп и потихоньку привезли к месту назначения. Еду следовало закупать впрок и много, пока цены в государстве не очень высокие. А к осени собирались срубить большие амбары и откопать полуподземные погреба, чтобы обустроить ледники. Родная Недопутка (каждый называл, как хотел) превращалась в "Вяземские закрома".

Общий залп из двадцати пищалей сметал на тридцать шагов всё движимое и недвижимое. Правда, новый затвор для арбалетов никак не изобретался. Полторы дюжины пистолей-двустволок обеспечивали аж тридцать шесть выстрелов. Досужие хохмачи шутковали, что скоро "тигры" сами выйдут на большую дорогу и тогда уж никому мало не покажется. Сила, раскачиваемая по яджуджской системе, уже сказывалась - кольчуги начинали носить, как рубахи, не напрягаясь.