Старый барабанщик - страница 4

В то утро, когда барабанщик шёл по снежной улице и никуда не торопился, потому что его никто не ждал, он вдруг увидел трубу. Труба лежала на снегу, немного ржавая, совсем обыкновенная. Раньше этой трубы здесь не было; её, наверное, привезли ночью и положили, чтобы потом закопать в землю, соединить с другими трубами и пустить по ней воду или газ. А пока широкая и длинная труба лежала просто так. Барабанщик остановился и стал смотреть на эту трубу, которая почему-то ему очень понравилась.

В это время из-за угла выскочил мальчишка-пальто-нараспашку. Он очень спешил, потому что его где-то ждали: мальчишка-пальто-нараспашку опаздывал в школу. Но всё равно он, конечно, остановился около трубы и стал на неё смотреть. Ему эта труба тоже понравилась. Мальчишка немного постоял, заглянул в трубу, крикнул в неё «у-у-у-у!», а потом — барабанщик и моргнуть не успел — мальчишка-пальто-нараспашку влез в трубу. Это было странно, барабанщик никогда раньше не видел, чтобы люди ни с того ни с сего залезали в трубу. Но барабанщик всё ещё моргнуть не успел, а мальчишка выскочил с другой стороны вместе со своим портфелем и помчался в школу. А барабанщик опять остался один на снежной улице. И тогда он огляделся по сторонам, убедился, что никто за ним не подглядывает, и быстро нырнул в трубу.

В трубе было сухо и гулко, далеко на том конце в кружочке светилась снежная улица, по которой прохожие ходили не спеша, а машины ездили редко. И барабанщик побежал по трубе и выскочил с другой стороны. Он потёр поясницу, которая заныла, как всегда, когда ему приходилось нагибаться, и крикнул в трубу: «У-у-у-у!» — а весёлое эхо отозвалось раскатисто и таинственно: «У-у-у-у!»

А дальше было вот что.

Старый барабанщик вдруг почувствовал, что ему стало почему-то весело и легко. И почему-то перестала ныть поясница и зябнуть руки. И совершенно без следа прошли тоска и грусть. Барабанщик удивился: давно у него не было такого хорошего настроения. «С чего бы?» — подумал он, но не стал особенно долго размышлять. Когда человеку весело, он хочет не рассуждать, а веселиться.

А дела творились совсем странные. Неожиданно для самого себя барабанщик вдруг запрыгал на одной ноге и доскакал до самого угла, не чувствуя ни усталости, ни одышки. Уж такого с ним никогда не бывало. Он попрыгал ещё немного вокруг толстого серого дерева — и опять ничего! Даже ещё веселее стало. Он постоял немного, ошарашенно поглядел по сторонам и, сунув два пальца в рот, оглушительно свистнул. Никогда в жизни барабанщик не свистел, даже в далёком детстве, хотя тогда, в детстве, очень хотел научиться свистеть не хуже мальчика Витьки со второго этажа. Но у него не получалось. Не всё ведь получается, что захочется. А тут на старости лет старый барабанщик лихо свистнул в два пальца, удивился и свистнул ещё раз, погромче.

— Кто меня зовёт? — раздалось откуда-то сверху. Из форточки высунулась голова. Это была взлохмаченная и сердитая голова человека лет двенадцати. — Кому это я понадобился в такую рань?

Вопрос прозвучал сурово, и старый барабанщик смутился. Он хотел сделать вид, что его всё это не касается, и стал писать на снегу носком ботинка слово «Фантомас», как делают все, кому нечего делать. Но мальчишку не так легко было провести.

— Пожилой, а балуешься, — строго сказал он, — свистишь под окном. Если у тебя ко мне дело, говори скорее, у меня ещё уроки не сделаны.

Барабанщику показался обидным такой невежливый тон, но почему-то он ничего не сказал: скорее всего, ему не хотелось ни с кем ссориться в такое хорошее утро. Он спросил:

— А вы кто?

— Я? — Мальчишка посмотрел удивлённо. — Я волшебник. Меня зовут Серёжа, разве ты меня не знаешь?

— Видите ли, — забормотал барабанщик, — я не совсем понимаю. Всё это немного странно, согласитесь.

— Ты что, не в своём уме? — сочувственно поинтересовался невежливый волшебник. — Или ты не с нашей улицы, что ли?

— Да, я живу в другом районе, — с достоинством ответил барабанщик, — у нас там мальчики умеют почтительно разговаривать со стариками. — И барабанщик гордо вскинул голову.

— Во даёт! — захохотал мальчишка. — Врёт и не краснеет! А ты бедовый.