Старый чердак - страница 2

Рядом с бочкой стоял большой самовар с отвалившимся краником. Его, когда-то блестящие, бока потускнели и уже ничего не отражали. Здесь же лежали примус и две керосиновые лампы. Такие же парень видел в кладовке. Бабушка про них говорила: «Пусть лежат, а вдруг пригодятся. И свет могут отключить, и газ может закончиться». Ещё один прибор был ему незнаком. «Керосинка» прочёл он на нём.

С другой стороны трубы, ближе к скату крыши, стояли какие-то странные ящики с длинными ручками. «Это же формы для изготовления саманного кирпича ― вдруг вспомнил Колька. Он видел такие, когда ездил с отцом по каким-то его делам в один из кишлаков ― Интересно, как они здесь оказались». Чуть дальше стояли аккуратно сложенные пустые ящики и какие-то коробки из гофрированного картона. Проржавевшие вёдра с отколотой эмалью, мятые жестяные тазы и ещё какая-то рухлядь ― всё это было неинтересно.

Совсем уже расстроившийся, разочарованный мальчишка зашёл за печную трубу и обмер от увиденного. У самого края чердака, заслонённый ящиками и накрытый когда-то тряпкой, которую, очевидно, стащили с него коты, стоял сундучок. Небольшой, но обитый железом и с навесным замком. Колька попробовал оттащить его на середину, поближе к свету. От солидной тяжести находки радостно забилось сердце ― «Нашёл! Точно нашёл»!

Замок оказался совсем простым. В карманах мальчишки быстро нашёлся подходящий гвоздик, и через минуту застоявшаяся пружина бодро откинула надоевшую ей за столько лет дужку. Волнуясь, почти не дыша, кладоискатель медленно поднял крышку сундучка, и чуть было не закричал. Глаза его округлились от восторга, а ноги сами начали прыгать. Ударившись головой о крышу, он досадливо потёр затылок, но радостная улыбка не сошла с его лица.

Сундучок был полным. На самом верху лежала будёновка. Настоящая, боевая! По её состоянию было видно, что носилась она не один год. Нашитая на неё выцветшая малиновая звезда поистрепалась, но это только придавало ценности находке. Мальчишка немедленно её примерил и сразу же утонул в ней. Да, на улице в такой не покрасуешься. Но, всё равно ― пацаны умрут от зависти.

Небольшой порыв ветра качнул покосившуюся дверь чердака и закружил в беспорядочных завихрениях пылинки, блестящие в пучке дневного света. Лёгкое дуновение донеслось и до того места около трубы, где сидел Колька. От поднявшейся пыли он чихнул, но даже не заметил этого. Всё его внимание было обращено к содержимому сундучка.

Ниже, под будёновкой, лежал какой-то свёрток. Предвкушая ещё более ценную находку, кладоискатель, с почти остановившемся дыханием, развернул его. Под старой газетой оказалась ситцевая тряпка. Так заворачивают только что-то очень ценное. После того как он снял второй слой обёртки, в его руках оказался аккуратно свёрнутый, большой кусок пожелтевшей, когда-то белой, ткани. «Может, в него тоже что-то завёрнуто»? ― подумал юный следопыт. Понимая, что это маловероятно, он стал осторожно разворачивать ткань. Не развернув даже половины, понял ― это платье. Конечно, оно было очень красивое, но это ему было совсем неинтересно. Находка была завёрнута обратно в ситец, потом в газету, и отложена в сторону.

Ниже лежала целая россыпь разных вещей. Здесь была какая-то странная тряпичная кукла, тяжёлый бронзовый подсвечник, несколько ёлочных игрушек из папье-маше и ещё какие-то безделушки, о назначении которых Колька даже не догадывался. Его внимание привлёк портсигар. «Наверняка серебряный» ― застучало в голове. На этот раз его ожидания оправдались. Не мог быть сделан из какого-то неблагородного металла портсигар, на котором красовалась надпись: «Купцу второй гильдии В. Н. Лапшину от купечества города Саратова, в знак признания заслуг перед обществом». Буквы были очень красивые ― изящно изогнутые и с множеством завитушек. Бросались в глаза «ѣ» и «і». «Тётя Аня тоже Лапшина» ― вдруг вспомнил мальчик. Она была какой-то дальней родственницей и жила вместе со всеми в этом доме. Старшие называли её просто тётей, а вслед за ними так стали говорить и самые младшие, которым она приходилась скольки-то там-юродной бабушкой.