Старый дом - страница 12

— Идем скорее, что ты еле-еле плетешься.

Ему вдруг нестерпимо захотелось увидеть товарищей по работе и свой старенький «Дип», от которого принес Таисии свою первую трудовую сотню. Он испытывал такое ощущение, какое испытывает выбившийся из сил пловец, совсем уже отчаявшийся достичь берега и неожиданно волею стихии прибитый к суши. Работать так работать. Значит, такая у него судьба — остаться здесь, в Еланске.

Зима в том году наступила как-то вдруг сразу, злая, вьюжная, видимо, потому, что осень долго не хотела уступать ей свои права. Вскоре после октябрьских праздников снега за одну ночь по колено навалило, а затем ударили такие лютые морозы, каких и в глухозимье иной раз не бывает. Каждое утро Андрей шел по заснеженным, скрипучим улицам города в мастерские, где так дружелюбно его встретили. И пропадал на работе до позднего вечера. У станка он чувствовал себя совсем другим человеком. Когда брал в руки готовую деталь — маленький кусочек металла, еще не остывший после обточки, — он забывал обо всем на свете.

Дома же, особенно когда оставался один со своими мыслями, в душе снова начинал копошиться червячок сомнения, и Андрей невольно вспоминал Лину такой, какой видел ее тогда на мостках, — тоненькую, легкую, точно сотканную из солнечных лучей и света. Он видел ее глаза, голубые — голубые, как небо в тот летний день над Волгой, слышал ее звонкий, подзадоривающий голос: «Догоняй!» — и весь замирал от тоскливой, почти физической боли. Но стоило появиться Таисии рядом, приласкаться к нему, и Лина отходила а прошлое.

Таисия не строила никаких иллюзий насчет чувства Андрея, вернее просто не придавала тому значения, ведь любой бы мужчина, по ее мнению, на месте Андрея считал бы себя счастливым, и с эгоистичностью любящей женщины хотела лишь одного, чтобы он всегда был с ней рядом, чтобы она могла его слышать, видеть, могла бы заботиться о нем. Она вся так и светилась радостью своего собственного чувства. Весь мир для нее воплотился в одном Андрее, теперь уж она сама потакала всем его слабостям, всем его желаниям и что бы ни делала, где бы ни была, думала только о нем. Во всем ее облике, во всех движениях появилась та неизъяснимая женственность, которую придает женщине только большое, сильное чувство.

постоянно напевала она куплет полюбившейся ей песни, и сердце ее таяло в груди от полноты жизни.

— Ну как, поешь? — подшучивала над ней самодовольно Клавдия. — Я мужиков как облупленных знаю. — И неожиданно полюбопытствовала: — Расписываться-то думаете?

— Не говорили мы еще о том, — отозвалась с готовностью Таисия, спешившая закончить срочный заказ.

— Ну и зря, — авторитетно заявила Клавдия.

Она сидела на табуретке толстая, обрюзгшая раньше времени, и поминутно заглядывая в кастрюльку, что стояла рядом с ней на электрической плитке.

— Что-то сосиски наши долго не закипают. Есть охота, сил нет! — и прежним назидательным тоном добавила: — Знаешь пословицу: «Куй железо, пока горячо».

— Господи, Кланя! — перебила ее Таисия, откладывая в сторону шитье и мечтательно потягиваясь всем своим сильным красивым телом. — Я бы, кажется, за ним теперь и так на край света пошла! Сроду не думала, что так сильно можно человека полюбить.

— Вот то-то, что все мы, бабы, такие, — не то с осуждением, не то с сожалением вздохнула Клавдия. — Я и сама сколько раз зарекалась ультиматум Петьке насчет загса поставить. — Петькой она фамильярно величала своего последнего дружка, торговского экспедитора, рыжего и страшного, как все семь смертных грехов, — а как прижмет покрепче, так и сомлею. — Она снова вздохнула и после некоторого молчания посоветовала:

— А ты все-таки со своим Андреем поговори. С документами-то насчет дома, и насчет всего надежнее.

Однако говорить с Андреем на эту тему Таисии не пришлось, дальнейшие события сами пошли ей в том навстречу.

В середине ноября Андрей получил первую заработную плату, и Иван, потребовав с него по этому поводу магарыч, затащил его в ближайшую чайную.