Старый вождь - страница 19
— На коней! — негромко сказал Сазак.
— На коней! — во весь голос выкрикнул старший сын Сазака Оразгельды.
И вот уже, словно эхо, по всему селу разносилось: «На коней! На коней!» А через несколько минут недалеко от южной стены крепости возле колодца собралось с полсотни всадников.
Одного из своих сыновей вместе с Назаром сердар отправил в Караул-тёпе — разузнать, что там стража заметила… А сам с остальными остался на месте.
«Абдулла-серкерде совсем недавно у нас разбойничал, — думал Сазак, — ему вроде бы ещё рано снова появляться в наших местах, неужели какие-нибудь новые бандиты пытаются совершить налёт?»
Из темноты донёсся стук конских копыт. Люди насторожились. Но это возвращались посланцы. Они доложили Сазаку, что, как выяснилось, это Довлетяр возвращается с аламана.
— Вот каковы у нас дела, ребята… Довлетяр-бек везёт с аламана рабов и рабынь, а мы всех на ноги подняли, думали, что едет враг, — с горечью заметил сердар. — За такие дела Довлетяра и другом не назовёшь, ведь, наверно, недолго нам придётся ждать ответного набега Абдуллы… Спасибо, ребята, что не мешкая, откликнулись на тревожный клич и мгновенно оказались в сёдлах. Кроме нас некому село охранять, — сказал сердар и отпустил всадников по домам. И сам вместе с сыновьями отправился на отдых…
Сазак и старший сын Оразгельды молча сидели на расстеленной кошме возле кибитки. Оба слышали, как взбудоражило ночное село шумное возвращение Довлетяра. Но скоро собачий лай и конское ржание начали стихать. Тогда отчётливо стал доноситься от стен крепости людской плач. Невмоготу было слушать рыдания какой-то женщины, всё повторявшей: «Дети мои! Дети мои!»
Сазак тяжело вздохнул. «Разлучённый с любимой плачет семь лет, разлучённый со своим народом будет плакать до конца своих дней…», — произнёс он еле слышно знакомые с детства горькие слова и снова погрузился в тревожные раздумья о происходящем.
Плач женщины был нескончаем и сердар сокрушённо покачал головой: «Наверно, вот так же плачут и наше сельчане, угнанные Абдуллой на чужбину, разлучённые с детьми, друзьями, родиной».
О Хаджимураде как-то незаметно для самого себя стал рассуждать вслух:
— Такой, если он жив, не плакать, а действовать будет и обязательно где-то объявится…
Видно Оразгельды тоже в эту минуту думал о Хаджимураде и он горячо подтвердил сказанное отцом:
— Конечно, объявится! Такой джигит не может пропасть!
Отец и сын заметили приближавшегося к ним, видимо, от крепости Довлетяра человека… В темноте трудно разобраться, кто это, но зоркий Оразгельды разглядел:
— Кажется, Меред-ага…
— Вот и хорошо, — узнал чабана Сазак, — он нам и расскажет обо всём.
Меред поздоровался и молча присел на краешек кошмы.
— Как дела? — строго спросил Сазак. — Я вас из песков отпустил вдвоём с Хаджимурадом. А где же он сейчас?
— Сазак-ага, во всём том, что случилось, виноват я, — начал было Меред, но сердар тут же прервал его покаяния:
— Да нет же, виноват в случившемся не ты, а тот, кто тебя, доверчивого дурака, так подло обманул. Ну, да ладно, расскажи всё по порядку…
Сазак внимательно выслушал длинный, сбивчивый рассказ Мереда и стал задавать вопросы чабану.
— Бек знал о том, что Хаджимурад победил Хабипа?
— Конечно, знал, — оживился Меред, — я сам ему рассказал, какой молодец наш Хаджимурад, поведал беку и о том, что он является сыном знаменитого Сухана-батыра…
— Неправильно ты сделал, — перебил чабана сердар, — ничего не надо было рассказывать беку. Этот скверный человек нетерпим к чужой славе! Он завистлив и жаден. Такие люди способны на любую пакость, на самый грязный обман!..
Меред с удивлением посмотрел на сердара, а затем виновато опустил голову.
— Если бы жив был Сухан-батыр, он бы Довлетяру голову снёс, да и тебе бы, наверно, не поздоровилось! — хмуро заметил Сазак. — А что это ещё за фокус с женитьбой бека на твоей дочери? Как ты мог отдать ему Джерен?!
— Да я её и не отдавал беку, само собой получилось, видно, такова судьба моей дорогой Джерен. Я знал, что они с Хаджимурадом любят друг друга. За него я и собирался выдать дочь. Но вышло всё по другому. Не иначе, как судьба…