Статьи для «АПН — Агентство Политических Новостей» - страница 14
А во-вторых, привычный вывих не так-то легко вылечить. Есть многолетний опыт подхалимажа и вранья, и выстраивания в затылок по первому требованию, и азиатчина в смеси с византийщиной, и государственный садомазохизм, вошедший в кровь и плоть населения, и разврат вседозволенности, и генетическая память. Иначе никак не объяснишь, почему двадцати- и тридцатилетние, не заставшие не только сталинщины, а и брежневщины, — с такой легкостью копируют в «Русском журнале» стилистику советских заметок о Буковском, так самозабвенно прорабатывают колеблющихся и клеймят отщепенцев. Историю не отменишь постановлением — она копится в генах. И в генах у нас с вами, дорогой Аркадий Петрович, ничего особенно хорошего нет.
Но есть и главная причина этого страха, о которой я покамест ничего не сказал, а надо бы.
У нас на глазах, на ровном месте, без всяких усилий со стороны президента — и, убежден, не по его инициативе, — колесо русской истории вновь делает предсказуемый поворот. И тот факт, что это практически в неизменных формах происходит в ХХI веке, среди остального мира, давно преодолевшего подобные соблазны, при общем ясном понимании происходящего, в здравом уме и твердой памяти, — как раз и есть самое жуткое: мы боимся не нового Сталина, не конкретного человека или ведомства, а иррациональной, грозной и неопределимой силы. К Богу она, конечно, никакого отношения не имеет, скорее уж к его главному оппоненту. Назовите это роком, или судьбой, или русской матрицей, как принято сейчас у верховных идеологов, — это почти так же страшно, как яма из «Страшной мести», от которой колдун пытается убежать, но она караулит его на всех путях, а когда он стоит на месте, сама ползет к нему.
Страшен Сталин, но фатум страшнее Сталина. А именно фатум явлен нам сегодня в полный рост: страна, полная талантливых, умных и честных людей, на глазах становится все бездарнее, глупее и бесчестнее, и двадцать лет спустя все опять будут спрашивать себя, как маньяк после оргии: что это мы?! Неужели это мы?! «Умопомрачение какое-то», как сказал Владимир Путин, посещая Бутовский полигон. Боюсь представить, как страшно ему самому.
Что делать? — вопрос отдельный. Да вы мне его и не задаете, Аркадий Петрович. Вы спрашиваете, почему мы все боимся.
Ну вот, я ответил. Если не вам, так хоть себе.
2 ноября 2007 года
Патрохамы
Теперь госидеологию делают подонки, так как нормальных людей под это подписать невозможно.
Сначала две цитаты.
Да, я поддерживаю Владимира Владимировича Путина. Я за него дважды голосовал, и при случае не премину сделать это еще раз…
Мне пох… вопли демшизы и импотентозной «интеллигенции», не способной даже отнести свой х… посс… Я голосую только за конкретные дела. Мнение жж-шного унылого говна мне тоже пох… Кремль не платит мне зарплату — я там не работаю, да и не за что Кремлю мне её платить. Рыков не платит мне зарплату — я работал у Рыкова всего три недели, в сентябре прошлого года, за этот период он заплатил мне сполна, гыгы; сейчас он мой продюсер, а еще мы друзья, и я поддержу любое его начинание. Путин здесь совершенно ни при чем. Я за Путина совершенно искренне.
Любой непредвзятый читатель, увидев подобный пассаж, в котором количество обсценной лексики сравнимо только с частотностью упоминаний президента, примет его за злобную пародию на новый патриотический дискурс или на худой конец за попытку его дискредитации.
И ошибется. Прозаик и публицист Эдуард Багиров, мотивируя таким образом в своем живом журнале свое желание отметиться на сайте www.zaputina.com, пафосно серьезен.
Такова сегодня стилистика нового русского патриотизма, куда более красноречивая, чем его скудноватая суверенно-сырьевая идеология.
Честное слово, самому страшно, что главные слова в этой новой стилистике — Путин и… ну, вы поняли.
Вероятно, это действительно два самых значимых слова в лексиконе современного россиянина.
Для этой стилистики характерен ряд признаков блатного дискурса, в частности — сочетание истерического пафоса и агрессивного самоподзавода; своего рода «порву за маму-Родину». На идеологическом уровне все даже слишком понятно: Америка хочет нашу нефть, оппозиция хочет продать страну Америке. Вербальное оформление этой нехитрой программы состоит из стертых молебствий о «восстановлении вертикали» и чередующихся с ними яростных оплеваний, что создает непроизвольный, но тем более разительный фарсовый эффект.