А теперь пара слов совсем честно.
Люблю ли я Валерию Гай Германику? Нет. Мне не нравится, как она выглядит и как себя ведет. Мне не нравится ее кино — вполне профессиональное. Я готов двадцать раз согласиться с моими коллегами Валерием Кичиным и Сергеем Волковым: нет у нее желания исправлять ситуацию. Есть гордыня, нормальная тщеславная жажда самоутверждения: «А я вон еще что знаю и вон еще как могу». И грязь удается ей лучше, чем чувства добрые, — в иных сценах, посвященных добрым вроде как чувствам, прет фальшак, какого постеснялась бы студия имени Горького густозастойных времен. И сценарий провисает, и говорят дети так, как никогда не бывает в жизни, — ведь и коммунальный быт состоял не только из подбрасывания тараканов в соседский суп. И артисты играют не бывших своих одноклассников, а недавних своих однокурсников. И учителя не такие идиоты, и родители не такие рохли, и нонконформист не обязан быть вруном и шутом. Короче, при всем омерзении к собственным школьным воспоминаниям я вовсе не готов оценивать «Школу» как факт искусства — пересматривать ее неинтересно, дети в массе своей противные, а в добрые намерения Константина Львовича Эрнста, лично придумавшего и курировавшего этот проект, мне поверить куда трудней, чем в медведевский курс на либерализацию.
Все так.
Но один из главных законов миропорядка, благодаря которому этот мир еще и держится, заключается в том, что Господь умеет делать добро из зла, «потому что больше его не из чего делать», как учит нас Роберт Пенн Уоррен — и братья Стругацкие, взявшие этот сомнительный афоризм эпиграфом к еще более сомнительному, но бесспорно гениальному «Пикнику на обочине». «Пикник» как раз ставит вопрос: а можно ли? Но Господь это делает изо дня в день, на наших глазах, из нас с вами. Он берет амбициозных людишек — и заставляет их ради амбиций совершать подвиги; берет влюбленных — и заставляет во имя любви, а по сути — из чистой похоти, писать шедевры; привлекает агрессивных тупиц и утонченных эстетов к защите отечества, поскольку роднит их одно — презрение к жизни. Из всего этого и делается мир. И если из малоприятных мне по отдельности Гай Германики, «Новой драмы» и современной школы, которую в интернете так точно называют школотой, получится зеркало для нынешней России — это будет верным признаком того, что сериал «Школа» угоден Господу.
Уверенности в этом лично у меня нет. Но шанс есть.