Статьи из журнала «Медведь» - страница 5

На самом деле Мединский, конечно, не защищает русский характер, а обирает его. Да, русское воровство, пьянство и бездорожье — не уникальные наши черты, как и женолюбие — не главная примета французов, а салолюбие — не эксклюзивная мания украинцев; однако ж почему-то нация именно эти черты выбрала для своего мифа, без всякой помощи злобствующих соседей. Может, эти пороки показались ей наиболее безобидными (так евреи охотно трунят над своей робостью и релятивизмом, чтобы тем вернее прикрыть воинственность и догматизм); может быть, миф о веселом и героическом пьянстве больше льстит национальному самосознанию, чем миф о вполне трезвом и сознательном раздолбайстве — с пьяного и спросу нет. Да, во всем мире пьют и подчас поклоняются идолам, но нигде больше эти качества не являются доминирующими, системообразующими, государственно необходимыми. Имело бы смысл подробно разобраться в генезисе этого мифа и в том, что он на самом деле собою маскирует, — но это значило бы слишком многого требовать от единоросса Мединского и автора книги «Арийская Русь» Буровского. Тут важно заметить тенденцию: «все плохое — не наше». В каком-то смысле это тоже реакция на опять-таки предсказуемые, но неприятные результаты опроса «Имя России»: Сталин занял там одно из ведущих мест.

Нерусский систематизм в истреблении — а мы-то ничего не можем делать систематически, быстро охладеваем и переключаемся на другое. Нерусское же восточное интриганство. Неместный культ архаических понятий: ритуала, этикета, рода. Отсюда же и вытаптывание, вырезание всей семьи оппонента вплоть до внуков.

Разумеется, главный тезис о том, что Сталин — не русское явление, опровергается легче легкого: попробуйте представить его в другой стране, а потом поговорим. «Типичный» ли грузин Сталин? Грузия, породившая его, сама же отхаркнула его, и не раз: покидая Тифлис в 1921 году после неудачной попытки разагитировать местных большевиков и в зародыше задушить «национальный уклон», Сталин буркнул, что это «не его народ». Действительно, прикрываясь пресловутым интернационализмом, а на деле ратуя за полное подчинение Грузии центру, Сталин лишний раз убедился, что ни одного из качеств, прославивших его в России, тут не ценят. Ни лояльность к силе, ни решимость доводить начатое до конца, ни перед чем не останавливаясь, ни страсть к уравниловке, ни презрение к оппоненту, ни пресловутая восточная мстительность и низкое коварство не пользовались тут ни малейшим уважением. Грузия сопротивлялась Сталину дольше других: его и в 30-е годы тут открыто именовали горийским попом. Особенно трогательно грузинское желание откреститься от Сосо: во-первых, он поп, а значит, все-таки не самый типичный представитель. А во-вторых, он потомок Пржевальского. Взгляните же, один в один! Пржевальский был в наших краях и, разумеется, заприметил хорошенькую грузинку, а ее муж, вечно пьяный сапожник, давно не вмешивался в дела жены, говорят грузины с пламенной убежденностью — до сих пор. Так что русские с их вечным рабством и тоталитаризмом подсунули нам своего Сталина, а мы теперь расхлебывай и доказывай, что Грузия — это в первую очередь не Джугашвили, а Руставели и Бараташвили! Сталин состоялся в России — Грузия его не приняла, и даже собственная матушка незадолго до смерти сказала: «Лучше бы ты стал священником». Почитайте его сухие и неприязненные письма к матери, они опубликованы — многое станет понятно.

Но и эта аналогия, увы, не работает. Фашизм — вообще совсем другое дело; по справедливому замечанию историософа Маркса Тартаковского, коммунизм — кровавое, но закономерное продолжение человеческой истории, и рано или поздно, не так, так эдак, к нему придется вернуться, пусть и менее злодейским путем. Фашизм же — петля времени, возврат в средневековье, уродливый нарост на древе эволюции, и проводить аналогии между ними по внешним признакам так же недальновидно, как помещать в одно семейство морковь и смородину на том основании, что в их цветках по четыре тычинки. Гитлер далеко не так активно истреблял своих, ограничиваясь евреями и слишком влиятельными былыми соратниками вроде Рема. Гитлер, сколь ни ужасно это звучит, в гораздо меньшей степени руководствовался идеей укрепления личной власти — его планы были масштабнее, и он меньше опасался заговора среди соратников (вероятно, причина несходства двух вождей кроется в том, что у Сталина была паранойя, а у Гитлера — шизофрения, но это отдельная тема, по-своему не менее увлекательная). Самоистребление не было первостепенной задачей немцев ни в 30-е, ни в 40-е; переориентация экономики обошлась без большого террора. В общем, аналогия не работает — так же, как и по множеству других пунктов; да и не было у Гитлера столько народу, чтобы репрессировать четверть (!) населения.