Статус человека - страница 12

Глупо. Всё глупо! И мысли глупые и попался глупо. Как мальчишка, незнающий урока и зачем-то тянувший руку… Внутри было пусто, голодно, сосало под ложечкой. Хотелось… Чёрт его знает, чего хотелось! Если бы можно было вернуться назад…

Родион посмотрел вниз, на по-прежнему безмятежно-салатную планету. Дважды проклятую им самим и, кто знает, сколько её поселенцами.

После третьего витка, когда корабль уже более-менее заправился, подзарядился, Родион решил приземлиться. «Вернуться назад…»

На этот раз всё прошло как положено. Он вовремя уравнял потенциалы, хотя не хотелось, ой, как не хотелось! – лучше бы отсюда, сверху, камнем, чтоб в лепёшку, на мелкие части, и чтоб даже скорлупа корабля не смогла регенерировать!

Он посадил корабль на лугу, на противоположном от хижины конце долины, и вышел. Двести лет… Луга, как такового, не было. Вместо травяного ковра были редкие, длинно-остролистые кустики, жухлые, жесткие и куцые. Рядом с хижиной… Возле хижины не было коровы. Вместо неё стояло бегемотообразное животное, чёрное – смоль, бесхвостое, лоснящееся, с туловищем-бочкой, вблизи – цистерной, шлёпогубое, с огромными стрекозино выпуклыми глазами.

Родион подошёл поближе. Животное смотрело на него бездумным, безразличным фасетчатым взглядом и, мерно жуя, пускало слюну. Слюна, рыжая и тягучая, медленно вытягивалась, опускалась вниз, растекаясь по земле огромной янтарно-ядовитой лужей, а затем, оставив совершенно чёрное пятно дымящейся, взрыхлённой земли, втягивалась обратно в чавкающую, рокочущую пасть.

Дверь хижины хлопнула, и оттуда выкатился большой, по пояс Родиону, блестящий чёрным хитином паук о четырёх лапах. Он выволок за собой охапку дощечек и, тут же, у порога, начал что-то мастерить. Родион подождал, всмотрелся. Работа шла споро, и вскоре из-под лап паука появился готовый упаковочный ящик. Самый обыкновенный. По диагонали просматривалась полустёртая надпись: «…eat Corporation» – доски были сбиты в том же порядке, что и четыреста лет назад при упаковке чего-то там…

Паук бросил ящик в кучу других у стены и, прихватив с собой молоток, умчался в хижину.

«Покеда, дядя!»

Родион поёжился и шагнул вслед за ним. В хижине, кроме первого, был ещё один паук, тоже чёрный, но жирный и толстый, он возился, как неопытная суетящаяся акушерка, у надсадно гудящего синтезатора, готового что-то произвести.

Родион посмотрел в угол и оцепенел. Там, на своём троне, восседал «король». Одежда на нём истлела, сам он тоже; остался только почерневший, обветшалый скелет. Челюсть давно отвалилась от черепа и валялась на полу в зловонной, разлагающейся куче нечистот.

– Здравствуйте, – сказал Родион.

«Welcome»[6], – сказал король.

– Ну, как? Ты доволен?

Молчание.

Затем тихое-тихое, как порыв далёкого ветра: «I see…»[7]

Мимо Родиона с подносом белой, горой, студенистой массы, прошмыгнул жирный паук и, остановившись у трона, принялся ложкой бросать её в скелет. Метко, туда, под верхнюю челюсть.

Родиона замутило и он выскочил вон.

«Не надо, – подумал он. – Не надо было сюда возвращаться. Зря».

На крыльцо выкатился паук, помялся на лапах, потоптался и вдруг, протяжно, с икотой, позвал: – Март'а-а!

«Бегемот» медленно повернул к нему огромную, без шеи, голову и промычал.