Стая - страница 4
После этого Федченко впервые появился в квартире Пановых. Он принес мяч. Но предупредил растерянных родителей, что в следующий раз, если будет нарушено обязательное постановление Моссовета — он не счел нужным объяснить, что это за постановление,— он заберет не мяч, а их сына, и тогда уже поздно будет его воспитывать, тогда уже останется только передачи носить. Федченко говорил раскатисто и уверенно, зло поглядывая на набычившегося, молчавшего Витьку. Отец не нашелся что. ответить, он только нервно потирал тонкие пальцы и вздыхал. А мать все повторяла: «Конечно, конечно... Мы понимаем...»
А потом до Витьки дошло, что Федченко продолжает интересоваться им и его товарищами, даже собирает какой-то «материал». И надолго тогда поселилась тревога в мальчишечьих душах.
Встречался Виктор с ним и потом, когда поступил в университет. Однажды Федченко увидел его со Светкой и проводил их долгим, подозрительным взглядом.
Потом Федченко исчез. Его перевели в какой-то другой район.
И вот спустя столько лет эта встреча...
— Не узнаете? — усмехнулся Виктор.
Федченко, разглядывая его, неуверенно спросил:
— Неужто Панов Виктор?
— Он самый.
— Изменился ты, милый человек. Сразу и не узнать. Ну, приседай, раз такое дело. Потолкуем.
Он уже пришел в себя, зарокотал уверенно, с привычными, хозяйскими интонациями. Резким движением развернул к себе стоявший рядом стул, указал на него Виктору, расправил усы большим корявым пальцем и снова, уже заинтересованно и настороженно, оглядел Виктора. Вопросы у него были все те же — про мать, про отца, про университет и даже, с хитрой усмешкой, про Светку.
«Такой же»,— досадливо подумал опять Виктор. Отвечал он коротко и сухо. Про мать сказал, что она на пенсии, что болеет — гипертония и с глазами плохо. Про отца сказал — «умер» и закусил губу. Про университет сказал, что кончил. Ну, а про Светку ничего не сказал, только нахмурился, дав понять, что уж это собеседника и вовсе не касается.
Когда же Виктор сообщил, где сейчас работает, Федченко изумленно посмотрел на него, потом с насмешливым сочувствием спросил:
— Выходит, осечка по линии науки произошла?
— Не совсем так,— ответил Виктор и перевел разговор на Толю Карцева.
Федченко слушал молча, на широком, обветренном лице его застыло выражение отчужденности и упрямства. Потом он решительно сказал:
— Никакой там группы нет. И не ищи.
— А проверить я все-таки должен,— возразил Виктор.— Прошу помочь.
— Не доверяешь, выходит? Твое дело. Хочешь, сейчас туда пройдем.
Когда они вышли на улицу, совсем стемнело. Высоко над головой ослепительно сияли необычной формы лампы на тонких, изогнутых штангах, в их молочном свете меркли магазинные витрины. Прохожих было много: кончался рабочий день.
Некоторые здоровались с Федченко. Оттенки приветствий были самые разные: от полного дружелюбия и даже неприятного подобострастия до совсем холодных. А кое-кто отворачивался, делал вид, что не замечает участкового уполномоченного. Но тот лишь усмехался в усы, остальным отвечал солидно и сдержанно, двоим же с особой благосклонностью, удостоив даже короткого разговора.
Виктор размышлял над словами Федченко. Неужели в том доме действительно нет даже признаков группы? Марина Васильевна хоть и очень сбивчиво, но все же дала точные признаки надвинувшейся беды. Хороший, казалось, парень вдруг теряет равновесие и катится, катится... Что за причины? Может быть, случайное знакомство? Или на работе? Или... Но все-таки какой-то «страшный» человек с группой или без группы есть. «Ну, погоди,— мысленно обратился он к Толику.— Погоди. Я скоро все узнаю о тебе, и тогда мы поговорим как мужчина с мужчиной. Кстати, что ты там выкинул в институте, интересно знать?»
— Ну вот,— прогудел над ним бас Федченко.— Вот мы и пришли, милый человек.
Они стояли перед распахнутыми металлическими воротами, за которыми тонул в темноте обширный двор.
Указывая куда-то рукой, Федченко добавил:
— Вон и Семен Матвеич с супругой сидят. Можешь потолковать. Они чесать языком любят.
«Что он там видит?» — удивился про себя Виктор, но на всякий случай предупредил: