Стеклянная ловушка - страница 8

Как правило, круг этот проходил по сложной пересеченной местности, имеющей множество препятствий в виде подъемов и спусков, ручьев и речек и даже болотистых мест, если такие поблизости находились.

Но это опять же был путь для солдат, а вовсе не для автомобиля «Волга», который мог отстать и застрять, а мы убежали бы, и некому было бы выталкивать автомобиль. Однажды мы даже выталкивали из болота застрявший там колесный трактор. Пьяный тракторист спал на пригорке неподалеку. Я сел за рычаги, а солдаты толкали тяжелую машину. Так мы всем взводом и вытолкали трактор на чистое место. Тракторист, когда проснулся, здорово этому удивился.

В этот раз я не стал поворачивать взвод туда, где «Волге» было точно не проехать. А решил совершить разворот прямо на дороге, на месте то есть. Сделать это было проще всего, дав команду:

– Стой! Кругом!

Так я и сделал. Таким образом, бегущие позади, то есть отстающие, оказались ведущими и должны были теперь задавать темп. А какой они могли задать темп, если раньше отставали?

И потому темп вынужден был снова задавать я, как командир. Я обогнал взвод и увидел бегущего впереди всех рядового Самойленко. Рядового Максимова, который раньше отставал на несколько шагов от Самойленко, видно не было, как не было видно и самого профессора Горохова. Только где-то впереди мигнули в темноте габаритные огни автомобиля. «Волга» въехала на вершину пригорка и сразу начала спуск. Габаритные огни пропали из вида.

Я поравнялся с Самойленко и спросил:

– Где наш представитель науки?

– В машину сел…

Признаться, я готов был слегка психануть, подумав о том, что профессор позвал с собой в машину и рядового Максимова, который с бегом не дружит. Не жалуется, бежит, но обязательно отстанет. Однако победители и отстающие всегда есть даже среди профессиональных спортсменов, и применять к солдату строгие меры я не считал необходимым.

Однако, если он оставил взвод на дистанции марш-броска и ушел с профессором в машину, хотя бы ненадолго, чтобы дыхание перевести, это уже было злостным нарушением дисциплины, то есть тем, что на армейском жаргоне называется «сачкованием». А это уже строго наказывается.

– А Максимов? С профессором? – снова поинтересовался я у Самойленко. Голос мой, должно быть, звучал строго, потому что я откровенно сердился.

Рядовой Самойленко поберег дыхание, не стал отвечать словами, но отрицательно покачал головой и большим пальцем показал себе за спину. Жест был красноречивый и понятный. Я обернулся, но различить лиц в темноте не мог. Позади нас, за нашими спинами, бежал, почти не перестраиваясь, весь взвод. Только командиры отделений, оказавшись после разворота позади, перебежали вперед.

– В строю? – удивился я.

Ростом Максимов высокий, обычно он стоит в числе первых в отделении. Чтобы вернуться на свое привычное место, Максимову требовалось приложить много сил, которых у него, как мне показалось, не было. И потому я не поверил, посчитав, что рядовой Самойленко желает «прикрыть» товарища.

Я на бегу включил на коммуникаторе внутривзводную связь и требовательно позвал:

– Максимов!

– Я! – отозвался рядовой. Но отозваться он мог одинаково и из строя взвода, и из машины. И потому я подал новую команду:

– Ко мне!

И тут же увидел, как из строя выступила в сторону высокая фигура и резко пошла в обгон взвода. Это был Максимов. И бежал он ко мне не со стороны машины. Удивиться было чему. Он бежал при этом так уверенно, как никогда не бегал.

– Давно он строй догнал? – спросил я у Самойленко.

– А как его при вас, товарищ старший лейтенант, профессор к себе подозвал, после этого и ломанулся, как лось. Я думал, вы видели…

Я не стал дальше расспрашивать Самойленко, поскольку солдат разговаривать на бегу не умел и половину слов глотал из-за неровного дыхания.

У меня сразу всплыла в голове сцена, в которой профессор давал Максимову понюхать содержимое своего флакончика. Да и сам он в начале бега нюхал. И невольно нынешние необычные способности Максимова к бегу я связал с этим профессорским флакончиком. Больше объяснить случившееся мне было нечем…