Стеклянный конверт - страница 8

стр.

Он выбегал из машины перед каждым мостиком через протоки, соединяющие лиманы с морем, проверял настил, что-то поправлял и кричал всякий раз, размахивая руками:

— На меня, на меня! Не спеша, помалу!

За одним таким мостом дорога отошла от берега и забралась на песчаный гребень. А когда спустились с гребня, показалось Кабанье гирло. Тут мягкий, влажный грунт. За бесшумно бегущими колёсами оставался чёткий глянцевый след.

У Кабаньего гирла, не переезжая его, на сухой горбинке перед мостом отец поставил машину и натянул над ней тент, чтобы не жгло солнцем. Чайка подбежал к гирлу и закричал:

— Вода с моря! Рыба морская будет брать! С моря вода! Пока вы на вышку сходите, мы наловим — ого-го! Ухи вам, дядечка, наварим! Тройной!

Из плавней вышел человек в синей полосатой рубахе с расстёгнутым воротом. Лицо его засмуглено до того, что походило цветом на обливной глиняный горшок.

— Егор! Здорово, брат! Ты как сюда? — закричал отец.

— Тебя встречать пришёл, — ответил Егор Егорыч, протягивая всем по очереди свою большую жёсткую руку.

— Как же ты углядел, что мы едем?

— Ащё как углядел! С вышки, да ащё в бинокль не углядеть!

Егор Егорыч родом из-под Гжатска, где в разговоре акают. Давно, сразу же после войны, приехал он в Приазовье и стал работать в геологоразведке, но не отвык от родного говора.

В протоке поднялась вода и отрезала вышку. Егор Егорыч приготовил у разлива резиновую лодку для переправы.

— Мне бы тоже ой как надо побывать на вышке, — сказала мама, вздохнув.

— Пожалуйста! Там ащё как рады будут!

— А Талка как?

— Тяжело будет дочке. Дороги — никакой. Грязь да вода. Не дойдёт. Оставьте её тут с хлопчиками рыбу удить. Знаю их, вострые хлопчики. А для рыбалки тут самое место!

Анатолий Николаевич перекинул через плечо ремень сумочки с пробирками. Перед уходом он набрал ещё одну пробу. Чайку разбирало любопытство, он хотел уже спросить о пробирках, но Горобец толкнул его в бок.

Взрослые вошли в плавни. Качая верхушками, потревоженные камыши вначале отмечали путь газоразведчиков, а потом всё сровнялось. Будто в плавнях никого и не бывало. Только шипят камыши да чайки кричат.

Чайки часто тормозят над устьем гирла полёт и замирают в воздухе, будто балансируют на невидимой проволоке. Постояв в воздухе, птицы падают, как листья, прилипая на мгновение к воде, и взмывают с добычей.

— Подошла селявка, хамса, — говорит Горобец, глядя на птиц.

— За этой хамсой всегда гоняется сулак. Тут такого можно на крючок схватить — ого-го! — мечтает Чайка, разбирая удочки. — Сейчас мы обловимся!

С другой стороны гирла зашумела машина.

У моста остановился грузовик.

Шофёр подошёл к мосту и закачал головой, присвистывая:

— Пацаны! Не видали, кто тут наворочал? — крикнул он. — Чтоб ему повылазило!

Мальчишки мигом прибежали на мост.

Из настила были вырваны доски. Поперёк моста теперь темнел широкий провал, на дне которого бурлила пучина.

— Вечером проезжал я тут — всё на месте было, — сказал шофёр.

Чайка, вертевший всё это время головой, перепрыгнул с разгона через провал, отбежал немного по берегу и заорал:

— Костёр жгли! Ночевали!

Помятый камыш вокруг Чайки был виден теперь и с моста. У пепелища валялись концы недогоревших досок, окурки, кости и чешуя рыбы.

— От типы! Чтоб им пропасть! — топнул ногой Горобец.

— А ну, хлопчики, помогите, — попросил шофёр, собирая куски досок.

Материала хватило заложить пролом только наполовину. Могли проехать лишь правые колёса, а левым хода не было.

Шофёр ещё раз покачал головой, присвистнул и пошёл к грузовику.

Он достал из-под сиденья гаечный ключ и молоток и начал отвинчивать у грузовика задний борт. Ребята слышали стук молотка, а потом грохот борта, упавшего на дорогу.

Шофёр поднял борт, принёс его на мост и закрыл им провал, чтобы могли проехать левые колёса. Переехав мост, он поставил на место борт, закрепил болтами, помахал ребятам рукой, в которой был гаечный ключ, сел в кабину, хлопнув дверью, и дал газ.

Мост через Кабанье гирло почернел от дождей и ветров. С моста виден пологий морской берег с ярко-белым накатом волн и слышен широкий гул прибоя. По другую сторону, куда шло течение, видится Чан-курский лиман. Он сияет и переливается под солнцем, как расплавленное олово. Левее лимана, сквозь нагретый лиловатый воздух, над плавнями проступает неясный рисунок вышки газоразведчиков.