Стеклянный суп - страница 22

— Винсент?

— Да?

— А там, куда ты попал, когда умер, тоже так было: без натяжек?

Он начал было отвечать, как вдруг услышал за пределами машины какой-то звук, который моментально заставил его выпрямиться. Рывком распахнув дверцу, он вышел из машины и отошел на несколько шагов.

— Винсент?

— Шшшш. — Он поднял руку, призывая ее к молчанию.

Она понятия не имела, что он делает, но подчинилась бесцеремонной команде.

Его рука застыла в воздухе, голова склонилась к плечу, пока он стоял и напряженно прислушивался к чему-то.

Изабелла аккуратно, стараясь не шуметь, открыла дверцу со своей стороны и вышла из машины. Она подумала, что, оказавшись снаружи, возможно, тоже услышит то, к чему прислушивался он.

Стояло лето, и все, что она услышала, были обыкновенные летние звуки: пели цикады, где-то далеко стрекотала газонокосилка, кричал ребенок, набирал обороты двигатель грузовика. Потом после небольшой паузы она услышала какой-то скрип, будто кто-то царапал по железу. Обернувшись, она увидела, как их собака неуклюже выбирается из автомобиля. Потянувшись, Хитцель подошел, сел рядом с ней и уставился на Этриха.

— Ты слышишь? — спросил он, стоя спиной к ней.

— Что, Винсент? Что ты такое услышал?

— Слушай внимательно. Ты можешь и не расслышать, потому что это очень далеко.

Настроившись на восприятие звуков, Изабелла вслушивалась в каждый шорох так внимательно, как только могла. Она постаралась полностью отдаться моменту и только слушать, не отвлекаясь на мысли, вопросы и другие заботы. Но, к своему огорчению, не могла расслышать ничего, кроме цикад да газонокосилки, которая вдруг замолкла, оставив только стрекот насекомых.

— Физз, ты ничего не слышишь? Каких-нибудь насекомых?

— Ну конечно, я их слышу! Их-то я и должна была услышать, этих жуков?

Выражение лица Винсента резко изменилось.

— Ты в самом деле их слышишь?

— Конечно. И что с того?

Она подумала, что он шутит, — разве можно не услышать этот грохот, окружающий их со всех сторон?

— Опиши, что ты слышишь.

— Цикад. Знаешь, такой характерный стрекочущий звук.

Он глядел на нее с таким выражением, как будто еще не решил, верить ей или нет.

— И он доносится издалека?

— Нет, он здесь, прямо вокруг нас. И очень громкий.

— Тебе он кажется громким?

— Да. — Его тон ей не понравился. — Что случилось, Винсент? Что происходит?

— То, что ты слышишь, совсем не цикады… Это мертвые. Кто-то из тех, кого ты принесла с собой, когда возвращалась оттуда.

— Откуда ты знаешь?

Он поглядел на нее с грустью.

— Потому что я помню этот звук с тех нор, как сам был мертв. Это одно из немногих воспоминаний, которые у меня сохранились.

Первое, что Винсент Этрих услышал от Изабеллы Нойкор, было «Луна в человеке, да?». Она разговаривала с какой-то женщиной. Потом запрокинула голову и расхохоталась, широко раскрыв рот. Флора Воэн и Саймон Хейден привели em специально, чтобы познакомить с ней. Три-четыре года назад лицо этой Изабеллы можно было назвать красивым. Такая мысль пришла ему в голову, едва он ее увидел. Когда их представили друг другу, он показал на ее тяжелый плащ, и первое, что она услышала от него, было:

— А вы знаете, как такие плащи называют во Франции?

Она чуть заметно улыбнулась и посмотрела на Саймона и Флору, как будто хотела убедиться, что это не шутка. Наконец она снова перевела взгляд на Винсента.

— Нет, и как же?

— Упелянд. — Слово выбежало изо рта безупречным галопом, пританцовывая на скаку, точно лошадь.

— Хорошее слово, правда? У-пе-лянд.[2]

Обычно она не носила таких тяжелых вещей, но в тот вечер на улице было жутко холодно. Она только что вошла и еще не успела снять длинную, до пят, серую суконную накидку. Капюшон у нее был такой большой, что свисал до середины спины. Эта накидка в сочетании со светлыми волосами, голубыми глазами и розовыми с мороза щеками делали ее похожей то ли на принцессу из волшебной сказки, то ли на танцовщицу из айс-ревю.

— А что такое «упелянд»?

— Это такой плащ — большой и жутковатый.

— Как у Дракулы?

— Скорее как у доктора Живаго.

Она ему уже нравилась. Сообразительные, остроумные, готовые посмеяться над собой женщины никогда не оставляли его равнодушным.