Стеклянный суп - страница 5

Хейден выдохнул так резко, как будто получил под дых. Она же минуту назад об этом спрашивала. Неужели она сумасшедшая? Неужели вся ее красота ничего не стоит, потому что вместо мозгов у нее яичница? А может, она просто не расслышала ответ. Возможно ли это? Может, она отвлеклась или задумалась о чем-то, когда он ясно сказал…

Он уставился на нее, не зная, что делать дальше. И пока он так глазел, его вдруг осенило. Он же знает эту женщину. Мы редко забываем по-настоящему красивых людей, но иногда случается и такое. Про ее вопрос он и думать забыл, прислушиваясь к внутреннему голосу, который твердил: мне знакомо это лицо. Но откуда?

Автобус вдруг дернулся и остановился так резко, что Хейдена основательно тряхнуло. Он обернулся посмотреть, что заставило водителя ударить по тормозам. Сквозь ветровое стекло он увидел группу младшеклассников, которых переводила через дорогу чернокожая женщина средних лет в дашики такого яркого цвета, что от него резало глаза, со стрижкой в стиле афро, делавшей ее голову похожей на аккуратный круглый куст. Когда все ребятишки благополучно перешли на другую сторону, женщина подняла руку и помахала водителю автобуса, благодаря его за то, что он остановился.

Сначала Хейден не узнал ни саму женщину, ни ее афрострижку или дашики; и только жест показался ему знакомым. Он знал этот жест. Было время, когда он жил с этим жестом целый год. Секунду спустя он уже не сомневался в том, кто она такая. Он вспомнил движение пальцев, вспомнил жест, вспомнил женщину.

Рывком повернув голову назад, он посмотрел на слепую красавицу. Ее он тоже знает. Что за чертовщина тут творится? С чего это мир стал вдруг таким знакомым?

Несколькими рядами дальше Дональд Дак посмотрел на казуару, сидевшую через проход от него, и медленно приподнял бровь. Казуара заметила и пожала плечами.

— Миссис Дагдейл! — Ее имя свалилось Хейдену на голову, как кирпич с крыши. — Она же была моей учительницей!

Водитель-осьминог посмотрел на него.

— Кто?

Хейден возбужденно тыкал пальцем в ветровое стекло в том направлении, куда ушли дети.

— Она — чернокожая женщина, которая только что прошла здесь с ребятишками. Она была моей учительницей в третьем классе!

Водитель какое-то время оглядывал пассажиров в зеркало заднего вида. По меньшей мере половина из них подались вперед в своих креслах, словно в ожидании чего-то важного.

Водитель напустил на себя равнодушный вид.

— Да? Она была твоей учительницей? Ну и что? Задавить ее я уже не успею.

— Выпусти меня. Мне надо с ней поговорить.

— Ты не можешь уйти сейчас, Саймон. Мы только начали экскурсию.

— Открой дверь, мне надо выйти. Открывай!

— Тебя прогонят с работы, парень. Если ты возьмешь и бросишь экскурсию, тебе конец. Не делай этого.

— Флем, этот вопрос не обсуждается, ясно? Просто открой чертову дверь.

Хейден был крупным мужчиной с впечатляющими мускулами. А Флем Сюль — всего-навсего осьминогом и спорить не собирался. Но все же не удержался и бросил последнее предостережение в спину Саймону, когда тот уже спускался на тротуар:

— У тебя проблемы, Саймон. Тебя выкинут пинком под зад, как только я расскажу об этом в конторе.

Хейден не слышал. Не слышал он и того, как за ним с шипением затворилась дверь и автобус отвалил от перекрестка. И конечно, он не видел того, как все пассажиры сгрудились у окон с одной стороны автобуса и глядели, что он будет делать дальше. Даже слепая красавица была там; прижавшись щекой к холодному стеклу, она внимательно слушала кого-то, кто рассказывал ей, чем в данный момент занят Хейден.

Он спешил за миссис Дагдейл с детьми. Поразительно, что он бросил и туристов, и даже возможность познакомиться ближе с роскошной слепой красавицей. Но стоило ему сообразить, кто та женщина, которая переводила детей через улицу, как он понял, что должен с ней поговорить.

Потому что ее третий класс так много для него значил?

Нет, черт побери.

Если бы Хейдену под страхом смерти пришлось вспомнить хоть что-нибудь приятное из того года в третьем классе у миссис Дагдейл, единственное, что пришло бы ему в голову, это золотая рыбка в круглом аквариуме на учительском столе, вид которой его успокаивал.