Степь ковыльная - страница 19
— После боя выдана будет. В сражении все одно налегке надо быть… Да это никак ты, Шумилин? — узнал Суворов урядника. — Постарел, брат! Помню: дозор отважно за Вартой снял.
Лицо Шумилина расцвело в улыбке.
Стоя на часах у входа в большую палатку Суворова, где собралось около тридцати офицеров. Павел внимательно прислушивался. Суворов всюду, где бы ни был, стремился поднять военные знания офицеров. «Тактика без светильника военной истории — потемки», — говаривал он. Речь сначала зашла о прочитанных вслух, еще в Копыльском укреплении, нескольких главах из «Записок о Галльской войне» Цезаря, о том, как Цезарю путем военной хитрости и искусных маневров удалось разгромить полчища германцев, которые во много раз превышали по численности римские легионы. Суворов указывал на то, что одной из главных причин поражения германцев была нерешительность их действий, и добавил:
— Медлительность пагубна во всяком деле, наипаче в военном. Она всегда усиливает неприятеля. Решительная победа — путь к скорейшему миру. У победителей раны быстрее заживают… И другое надобно помнить: у полководца должен быть план и всей войны и отдельных сражений.
Прикомандированный к штабу Суворова рыхлый белесоватый прибалтийский немец подполковник Нессельроде (насмешники переделали его фамилию: «Кисель вроде») заметил едко:
— Едва ли у Цезаря был точно обдуманный план военных действий. Для того надобно было ему иметь главный штаб, действующий на строгом основании военной теории.
Суворов ответил горячо, слегка пристукнув ладонью по столу;
— Да, план кампании необходим. И он у Цезаря, несомненно, был! Но этот план кампании долженствует быть гибким, его надлежит во многом менять, сообразуясь с неотвратимыми обстоятельствами — с теми, кои нельзя подчинить своей воле. Петр Великий заповедал: «Не держись правил, как слепой стены». Что есть слава воинская? Она есть отвага и смелость, находчивость и умелый почин. Про то следует особо помнить молодым офицерам, кои не полагаются на заслуги предков своих и громкие титулы. Искатели наград недолжных про то нередко забывают, — метнул Суворов сердитый взгляд в сторону навязанного ему Петербургом «волонтера» при штабе, чванливого сухопарого француза — дюка де Ришелье (за надменность и плохую посадку на коне солдаты переиначили его фамилию — «Индюк на решете»). Этот «волонтер», прибыв всего два месяца назад к Суворову, уже настаивал, ссылаясь на свое знатное происхождение, на предоставлении ему какой-нибудь награды за «труды воинские».
Многие офицеры улыбнулись, глядя на герцога Ришелье, а тот недоуменно поднял брови: он почти не знал русского языка и явился лишь затем, чтобы еще раз попросить Суворова о награде.
Суворов продолжал:
— Пример Цезаря и его военачальников учит еще и тому, что каждый офицер твердую опору в солдатах иметь должен, бережно, со вниманием к ним относиться, заботиться о нуждах их, быть во всем образцом для них, а не поддаваться своим порокам и не вести себя на войне, словно на именинах тещи. Всегда надлежит памятовать: офицер — солдату пример.
Строгий взгляд Суворова остановился на выходце из Саксонии, толстом пьянчуге капитане Ладожского пехотного полка Винцегероде (гренадеры этого полка дали ему кличку «Винцо в огороде»).
Офицеры переглянулись, а Винцегероде, поняв намек, побагровел от смущения и тихонько буркнул:
— Доннер-веттер! Да разве ж только я один выпиваю?
Суворов говорил страстно, убежденно. Его тонкий голос поднялся до фальцета. Бледные впалые щеки окрасились румянцем. Речь была лаконичной и выразительной.
— Смелый натиск уже половину победы составляет. «Хочу» — уже половина «могу». Презрение к смерти рождает героев. С нашим солдатом на все дерзать можно! Мне-то ведом он хорошо, недаром сам двенадцать лет в рядовых чинах состоял…
— Да неужто вы, ваше превосходительство, и впрямь лямку солдатскую тянули, да еще столь долго? — не удержался от вопроса недавно прибывший в полк корнет Астахов.
— А как же? — ответил Суворов. — В службу я вступил пятнадцати лет, в лейб-гвардии Семеновский полк. Служил наравне со всеми солдатами, с одного котла с ними хлебал, был сначала мушкетером, потом капралом, впоследствии унтер-офицером, коему вверялись разные, трудные порой, посылки, поручения… И только в пятьдесят втором году выпущен был в полевые полки с первым офицерским чином.