Степан Эрьзя - страница 24

— Тогда кто же у меня подметает и всякий раз приводит в порядок разбросанные вещи? — спросил он недоуменно.

Девица оказалась из находчивых, ее растерянность и смущение длились не более минуты.

— Так это вовсе не я, а Маруська из соседнего дома! — выговорила она сквозь деланный смех, по-ярославски упирая на о.

— Кто она такая и с какой стати убирает мою комнату? — еще с большим недоумением спросил Степан.

— По привычке, — ответила девица, уже вполне овладевшая собой. — До вас в этой комнате проживал студент, она с ним дружила. Теперь он уехал, и она тоскует. Желает познакомиться с вами. Хотите, я ее приведу вечером? — предложила она, довольная своей сообразительностью.

От такой неожиданности Степан растерялся.

— Для чего ее приведете?

— Как для чего?! Она молодая, хорошенькая. Студент ее сильно любил.

— Отчего же оставил, коли любил? — усмехнулся Степан ее странной логике. — Не надо, не приводите, — добавил он поспешно, не дожидаясь ответа.

В этой истории, выдуманной служанкой, правдой было лишь то, что живущая по соседству девица Маруся действительно частенько захаживала к предшественнику Степана по комнате.

Когда служанка доложила своей хозяйке, что по имеющимся в комнате вещам и похожим на гармошки ящичкам с какими-то круглыми стеклышками на манер коровьих глаз трудно доискаться, чем занимается жилец, это забеспокоило ее еще больше. А вдруг он там печатает какие-нибудь бумажки да разбрасывает их по улицам? Теперь таких людей вон сколько развелось, полиция то и дело напоминает, чтобы домовладельцы в оба глаза следили за жильцами и непременно докладывали обо всем подозрительном. Поэтому она сама решила наведаться в комнату странного молодого человека, который целыми вечерами сидит взаперти, женщинами не интересуется и даже водку не пьет. Это уж было, по ее мнению, из ряда вон выходяще.

В один из дней в середине недели запасным ключом хозяйка открыла комнату Степана, собираясь обследовать ее досконально. Случилось так, что как раз в это время ему пришлось вернуться за какой-то забытой вещью, и он застал ее, заглядывающей под пыльный и свалявшийся тюфяк на его кровати. Полная, седеющая, с отвислыми щеками женщина настолько растерялась, что в первую минуту не могла произнести ни слова: уставилась на Степана бессмысленным взором, на кончиках красноватых век слегка вздрагивали белесые ресницы. «Такие ресницы бывают только у свиней», — невольно подумалось Степану. Его не очень удивило присутствие хозяйки у него в комнате, он считал это вполне правомерным. Ему и в голову не могло прийти, что она роется в его постели в поисках чего-то запрещенного. Честный в своих поступках, он не допускал ничего предосудительного и в поступках других.

— Смотрю, нет ли у вас клопов, — наконец нашлась хозяйка. — Как вы спите ночью? Ничего вас не беспокоит?

— Нет, ничего не беспокоит, сплю как убитый, — ответил Степан.

Ему некогда было пускаться в рассуждения. Захватив забытую вещь, он тут же ушел. Хозяйка невольно усомнилась в своих подозрениях, на миг почувствовав в нем простую, открытую душу. Он не напугался, даже не растерялся, как это случилось с ней с самой. Занимайся он чем-нибудь запретным, наверно, повел бы себя совершенно иначе. Тем не менее она довела начатое до конца, осмотрев и проверив все углы и закоулки.

В это лето Степан мало занимался рисунком, маслом тоже ничего не пробовал писать, хотя красками запасся основательно. Все свободное время и внимание уделял секрету Тинелли. Двухобъективный аппарат он кое-как смастерил. Но посредством двух объективов никак не мог получить однокадровое изображение. Степан не знал законов оптики, а Тинелли свой секрет открыл не до конца. Потерпев неудачу с двумя объективами, Степан смонтировал объектив собственной конструкции и сфотографировал знакомого дворника. Снимок получился расплывчатый. Что-то было не так. Пришлось заново перебирать линзы, некоторые сменить. Следующий опыт оказался более удачным, но эффекта объемности все равно не было. Несколько снимков он сделал с самого себя с помощью магниевой вспышки. Изображения тоже получились плоскими. Степан пришел к выводу, что у Тинелли, по всей вероятности, главную роль в эффекте объемности играло правильное освещение, падающее со всех сторон под определенным углом. Посредством магниевой вспышки этого достигнуть нельзя. Необходимо нагую модель фотографировать при естественном свете. Себя в этом случае использовать было невозможно: объектив закрывался не автоматически, а вручную. Требовался человек, который бы согласился ему позировать. Конечно, он мог уговорить раздеться того же дворника, пообещав его угостить водкой. Но Степану хотелось использовать не просто обыкновенную натуру, какая бы она ни была. Прелесть и красоту в таких случаях сбрасывать со счета нельзя. Тинелли, конечно же, свои фотографии делал не ради объемности, а исключительно для того, чтобы вернее и полнее показать удивительную прелесть нагих моделей. Вот тут Степан и вспомнил подругу студента, о которой говорила прислуга. Она молода и, должно быть, красива, значит, будет отличной моделью для его опытов. Того, что она может не согласиться, Степан и в мыслях не держал. Он догадывался, что эта особа, видимо, из того сорта девиц, которые промышляют собой от случая к случаю, когда не находятся у кого-нибудь на содержании.