Степанов и полудница - страница 2

  Степанов титаническим усилием воли удержался от того, чтобы не вывалить и эти подробности, потряс очугуневшей головой и начал снова:

  - Так вы зна...

  Он осёкся.

  Женщина уже стояла вплотную к нему: он и не заметил, как она подошла, плавно и бесшумно переступая босыми ногами.

  Степанов ещё успел увидеть россыпь мелких веснушек на её переносице, крохотный шрам на левой скуле... но тут она подняла глаза, и он утонул.

  Погрузился с головой в глубокое, безмятежное, прохладное озеро.

  В высокий снежный сугроб, ловя руками и исступлённо прижимая к себе её нагое крепкое тело.

  Бабником Степанов никогда не был, перед женщинами робел, за что в отделе над ним посмеивались и обзывали монахом, но сейчас он понимал, что просто умрёт, если немедленно не погрузит занывший и дёрнувшийся от возбуждения член в прохладную скользкую глубину этого тела, ставшего вдруг самым желанным на свете.

  Почему прохладную? Русалка она, что ли?

  Степанов опять потряс головой, будто выныривая на поверхность из этой полуобморочной похабной одури... и обнаружил, что действительно стоит и самозабвенно тискает эту женщину, совершенно ему незнакомую!

  И совершенно обнажённую.

  Её старинное платье - или это была сорочка? - белоснежной лужицей растеклось среди ржаных колосьев. Рядом валялась фуражка Степанова. Голые круглые груди женщины с острыми напрягшимися сосками уместились в его ладонях так естественно, словно только этого и ждали. И они были действительно прохладными, эти груди, прохладными, как озёрная вода!

  Прямо сквозь форменные брюки Степанов блаженно потёрся окаменевшим членом об упругий гладкий живот женщины и сипло взмолился:

  - Ты кто, а? Скажи, кто?

  Губы женщины, яркие и нежные даже на вид, разомкнулись, и она с тихим смешком произнесла:

  - Так полудница же.

  Голос её был певучим и ясным.

  "Какая ещё, к чертям собачьим, полудница? - вяло удивился Степанов. - Надо будет потом погуглить".

  Но тут влажные губы прильнули к его пересохшим губам и оказались действительно нежными, такими нежными, что Степанов перестал думать о чём бы то ни было вообще.

  Женщина потянула его к себе, плавно опускаясь навзничь, и Степанов машинально удивился тому, что она не подстелила под себя свою рубашку.

  Но и эту мысль будто смыло озёрной водой. Он умоляюще замычал, впиваясь губами в её сочный рот и судорожно шаря руками по гладкому телу. Раздвигая коленом тугие бёдра. Неловко трогая курчавые завитки волос между этими белыми бёдрами и ощущая под пальцами скользкую истомную влагу...

  Степанов снова нетерпеливо замычал и затеребил неподатливую "молнию" на собственной ширинке.

  Шершавые маленькие ладони вдруг легли на его виски, плотно обхватив голову, а губы на миг оторвались от его губ.

  Степанов опять протестующе замычал.

  - Не торопись так, дролечка, - произнёс смеющийся напевный голос. - Я тут, с тобою. Взгляни-ка сперва в небо, родимый.

  Раздался странный хруст, и тело Степанова выгнулось дугой.

  Мир на мгновение вспыхнул перед его глазами ослепительной голубизной... и погас.

  * * *

  То, что не успел нагуглить Степанов:

  "Полудница - в славянской мифологии берегиня поля и земли.

  Дух жаркого полудня, способный убить встречного грешного, который не уважает Бога.

  Появляется летом, чаще всего в ржаном поле, отчего её другое название - "ржица", "ржаница". Считалось, что она бережёт поле от жаркого солнца и от людей.

  Рождается и умирает вместе с полем.

  Полудницы часто считаются одним из видов русалок, поэтому иногда их называют полевыми русалками. Однако некоторые исследователи славянского эпоса считают полудниц отдельным видом духов, которые взаимодействуют с полевыми.

  Полудницу чаще всего представляли в виде красивой девушки в белом прозрачном платье, с распущенными волосами.

   Простоволосость, недопустимая в обычных бытовых ситуациях для крестьянской девушки, - типичный и очень значимый атрибут".