Степень родства - страница 11

стр.

МЕМОРИАЛЬНЫЙ НОСОВОЙ ПЛАТОК: с 49-го по 52-й Арина Федоровна И. — аккомпаниатор в шахтерском клубе. Гимнасты в белом. Исаак Дунаевский в нотах.

Новые лампочки

Косточко валялся в постели, писал что-то в блокноте, переворачивался с боку на бок, причесывался разными расческами. В сортир он не ходил, и Петр принюхивался, всерьез опасаясь за белье — за вишенки и яблочки, нарисованные на белом.

— Ты не встаешь в дабл. К чему бы?

— Мне нужно кое-что отправить по электронной почте. Где твой «Пентиум»?

— Ты уже неделю в квартире. Здесь есть телефон и 74-е отделение милиции внизу. И все.

Паша отвернулся к стене.

А Петр позвонил Лере. У Леры Бонк — базедова болезнь, она ест на завтрак лапшу и хлопья в молоке, пьет кофе из пакетиков… У нее был муж. Она не пользуется пылесосом. Когда у нее гостит мужчина из Михайловки, Лера Бонк заводит на это время дворнягу, кормит ее и мужчину. После его отъезда собака с довольным визгом выбегает на волю. Два года она получает пенсию по какой-то инвалидности. Леру обожает соседка. Дает немного в долг и не просит обратно. Лере тридцать три. Это возраст Марии — ведь когда-то и Марии исполнилось столько.

В Речпорту, в красном кресле. Над креслом табло: «Волгоград — Астрахань», «Песковатка — Ясиноватая — Отрадное».

Лера Бонк появилась с крысой-альбиносом на плече.

— Что выбираем? — она уставилась на табло. — Предлагаю Песковатку, там — в лесу лоси, в Волге угри…

— Мы выберем Отрадное, — Петр погладил крысу, — там полигон и комбинат.

— А у тебя очередной финиш?

— Нет, у меня всего лишь один страшный вопрос.

— Ты слышал что-нибудь о принудительном евроремонте?

— Нет, звучит заманчиво.

— Мне сделали.

— То есть?

— Ну, так: прихожу вот с этим, — Лера подразнила крысу, — домой, двери настежь, внутри — мужики в форменном прикиде фирмы «Эл-Эм», разодрали мои чудные обои с парусниками, занавески посрывали, мебель передвинули и накрыли бумагой, люстру разбили, ну, и сортир, кухня, ванная и пол, и так далее. Говорят: у них рекламная акция, и сопротивление бесполезно. Предъявляют документ с печатью и подписями. А я говорю: «Я устала, и где же мне прилечь?». А они говорят: «Не помешаете, ложитесь как лежали». Я очень хотела спать. Разделась и заснула. Они всю ночь работали. И у меня теперь евроремонт — бесплатный и принудительный. Хочешь, покажу?

— Не хочу. Тебе будет стыдно, а мне — не смешно. Ты не пробовала сочинять современные юмористические монологи?

— Мне нельзя ни на кого обижаться… Что тебе надо?

— Совсем немного. Давай на экскурсионном прокатимся?

— На «Москве»? На «Отдыхе»?

— «Отдых» уже давно не плавает.

Что-то заплатили в кассу. И надводный «Нау» отчалил. Первый шлюз и обратно, словно нет ни Астрахани с Кремлем, ни Песковатки с лосями, ни Отрадного с полигоном.

Волгоград принимал виды то ли Гелиополиса, то ли Тира.

— По сравнению с ним иные города — просто декоративные макеты, как Леонид Фермопильский по сравнению с Родимцевым Сталинградским — пацаненок с хвастливым греческим музыкальным инструментом: жалкая дудка, колокольчик…

Альбинос на ее плече насторожился.

— Соседку мою помнишь?

— Которая в долг дает?

— Ну да. Ей сын подарил видео, и она круглые сутки записывает сериалы. Наклеивает бумажки, название, день, номер серии и время, когда состоялся показ. Кассеты расставляет по полкам, причем в строгом хронологическом порядке. Вчера не хватило кассеты — она ворвалась ко мне, сунула деньги, пожаловалась на свой возраст и предупредила, что осталось десять минут до начала «Черной жемчужины». А было, между прочим, полвосьмого утра.

— Купила?

— Конечно, купила.

— И ей удается пересматривать старые записи? Насколько я знаю, сериалы крутят через каждые пять минут.

— В том-то и дело, что она — не фанатка сериалов. Она вообще не смотрит сериалы, она слушает на кухне «Радио России», пока видео записывает. То есть, понимаешь, она их вообще не смотрит!

— Я поболтал бы с ней.

— Так заходи в гости.

— Насчет в гости мы когда-то все выяснили. Не надо повторяться.

— А как же соседка?

— Значит, не судьба.

Сталинград никуда не делся. Он жил в Волгограде на правах андеграунда (и Кустурица ни при чем). Город Иосифа не умер, а впал в анабиоз Мерлина или Артура. То тут, то там проступали следы и возникали звуки. Он спал, но он и боролся во сне: его радисты не прекращали работу, его полутелесные рыцари — боевики тайных фемов — приводили в исполнение приговоры, и добросовестный исследователь, знаток инициаций и мистерий, отыскал бы в криминальной газетной хронике закономерность. Взять того же Станислава Сергеевича, открывшего реабилитационный центр «Мечта». Через несколько дней он окажется в своем самом удивительном положении: на асфальте, с медленной шипучей пулькой во рту.