Степень родства - страница 15
В нескольких школах и детсадах Косточко гипнотизировал своей болтовней воспитателей и учителей, ему даже доверили провести урок и утренник. На уроке он чертил на доске гороскопы, а на утреннике играл на пианино вальс Мао Цзэдуна, и детки водили вокруг инструмента хоровод.
Потом в переговорном пункте на вокзале он трепался с Прагой. Да — с Прагой.
Вечером он курил трубку перед пустовойтовским телевизором, а Петр с мокрым после душа хаером варил коту вонючую кильку.
ТВ-новости: что это были за новости! Антиглобализаторы на чешских улицах с черно-красными знаменами. «Интернационал» на саксофоне под окнами, а за теми окнами заседает Международный валютный фонд, и на европейских столиках — кола и пепельницы в виде черепов. Дикторы острят: скины и молодчики.
Камни, кровь, коктейль Молотова, девушка в свитере — она, между прочим, в том самом свитере — тебе не потерять память, ты еще ого-го — в состоянии восстановить в голове летнюю ночь и ее родинку и ее шаги по асфальту. Шак, шик, шук. А саксофонист? Где вы пересекались? Да, совсем недавно: треченто, арс нова, на именинах поэта и композитора Франческо Ландино, сразу после бубонной чумы. Тогда саксофонист осваивал траверс-синтезатор и поздравлял флорентийского маэстро весьма своеобразно…
Малаховка, камни, полиция чешская. А после разгона — придурок Вацлав Гавел посещает «Макдоналдс»: «Как его хулиганье… Ну ничего, мы все аккуратно отстроим, закрасим, как новенький будет «Мак», а в нем — новенькие гамбургеры и чизбургеры, и новый хрустящий картофель… И новый славянин захрустит хрустящим картофелем!». Черно-красные флаги в Праге.
— Отметим? — предложил Паша.
— На виски нет, — соврал Петр, — ты же только виски…
— Почему? Сегодня виски как раз не надо. Смотайся.
— У меня волосы мокрые.
— Ну я очень прошу, там не холодно.
— Холодно. Ладно.
— Скорей.
«Вот он, перед тобой, — убалтывал себя Пустовойтов на лестничной площадке, — а у тебя внутри вопрос. Почему не спросишь?»
Он задержался в подъезде на бесцветных листьях и слушал, как в доме другие ответственные квартиросъемщики бредят над раковинами в ванной. И, конечно, не заметил того, кто дышал рядом.
Удар был вялый, какой-то дежурный, Петр не упал, а прислонился к перилам.
— Косточко наверху? — поинтересовалась фигура. — Наверху?
Получил в яйца и согнулся.
— Да-а, тру-бку ку-рит…
— Здесь сиди.
И еще фигуры, и еще, и все по лестнице, в 28-ю квартиру. И внезапный свет, на всех площадках. Камуфляжи выволокли Павла, не дали одеться, он в трусах и майке с Леонардо ди Каприо. Замыкающий нес сумку с расческами и винилом. Павел кричал и кричал на Пустовойтова, который пробовал подняться:
— Что, обоссался? Не спросил? А шкаф-то я проверил. Нет, ничего, нет.
Нет!
И не пробовал подняться, гладил пол… Холодно — волосы мокрые. Все же доковылял до круглосуточного за двумя шоколадками «Милки-вей» и маленьким (333 г.) дагестанским коньяком.
В «Горизонте» — «Секретные материалы»: агент Малдер тыкал в ответственного квартиросъемщика мобильником. Рюмка снова ожила и заскользила.
Сначала, надо начать сначала, вот и Жан Люк Годар в «Две или три вещи, которые я знаю о ней» вещает за кадром: «У меня есть транзистор, по транзистору реклама, и если меня низводят до нуля — что ж, придется начать с нуля».
Пустовойтов, качаясь, подошел к шкафу, повернул ключ. За дверью действительно никого и ничего не было.
Ночью в его сон вошла бабушка. А Пустовойтову снился тот же Мамаев курган, Озеро Скорби с тритонами и аквариумными рыбками, Черная-Рука-с-Факелом, поднимающаяся выше и выше, культурист, вросший в землю по грудь, и Родина-Мать с феерической подсветкой. Но теперь бабушка не разрушила сон Петра, а именно вошла в него, и некоторые детали «архитектурного ансамбля» стали четче и понятней. На плече Арины Федоровны болтался допотопный журналистский магнитофон с прозрачным корпусом, а в руке она держала микрофон на длинной ручке, как будто собиралась брать интервью у очередного рапсода.
— Олег, Олег, ничего ты не видишь, что у тебя под носом творится. Глазами-то хлопаешь — а не видишь.
— Чего я не вижу? — Пустовойтов решил не препираться насчет «Олега».