Степная царица - страница 11

— И сколько остается в живых? — спросил Конан.

— Обычно около половины. Иногда меньше. — Если судить по ее тону, то она вполне могла говорить о погоде.

— Вы суровый народ, — заметил киммериец.

— Все остальные народы — естественная добыча, — сказала Акила.

Киммериец не думал раньше, что в мире существует такой же яростный и выносливый народ, как его собственный, но это племя женщин, вероятно, очень близко к тому, чтобы быть таким народом.

— А ты? — спросил он у Джебы, который теперь сидел у ручья на корточках и вытирал рукой рот. Карлик улыбнулся:

— Я из Пограничного королевства. Ребенком я угодил в рабы к гипербореям и вкалывал в каменоломнях кайлом и кувалдой. Работа была не из приятных, но она сделала меня сильным. — Он сжал кулак, и на короткой руке выступили мощные мускулы. — Однажды я ударил надсмотрщика кувалдой по голове, и сотня нас бежала. Три года мы жили разбоем, совершая набеги на поместья гиперборейских землевладельцев, и с каждым годом нас становилось все меньше.

Он вздохнул и улыбнулся своим воспоминаниям.

— Жизнь была хорошая, но ей настал конец такой, какой и должен был настать. Меня схватили с оставшимися друзьями и отвели в ближайший город, чтобы казнить. Нас вывели на городскую площадь, заполненную радостной толпой. По одному из моих товарищей выводили на середину площади и привязывали за щиколотки и запястья к четырем волам. Затем животных хлестали, они шли в четыре стороны, и люди разрывались. Толпа ликовала от такого зрелища. Затем настала моя очередь. Они положили меня на спину среди крови моих друзей и привязали по волу к каждому запястью и к каждой щиколотке. Но как бы сильно они ни били животных, я не разрывался. Я даже ничуть не вырос. Тогда они привязали по два кола к каждой конечности и уже приготовились испытать это. Но в этот момент моя царица и ее последовательницы напали на город. Горожане в ужасе бежали, и я остался с восемью волами и разорванными останками моих товарищей.

— Мы зарезали быков и съели, — объясняла Акила. Она улыбнулась и ласково провела рукой по густым волосам карлика. — Мои женщины уже были готовы зарезать и его, но я их остановила. Я подумала, что человек, выдержавший тягу четырех волов, может стать забавным товарищем.

— Милосердие всегда было твоей слабостью, моя царица, — сказала Паина.

Впервые Конан слышал, чтобы одна из женщин произнесла целую фразу.

— Хватит! — оборвала ее Акила.

— Прости меня, моя царица! — Женщина бросилась на землю перед Акилой и прижала лицо к ее босым ногам.

— Ладно, встань, — сказала Акила, погладив женщину по голове и спине, будто это была домашняя кошка. — Ты права, что ругаешь меня время от времени, но я лишь дважды сохранила жизнь людям мужского пола. Ты не должна упрекать меня из-за этого в мягкости.

— Ваш народ действительно убивает всех мужчин, которые к вам попадают? — спросил Конан.

— Да, убивает, — сказала она сурово, — и кстати, — она указала на склон за ручьем, где росли кусты, — кажется, я вижу кончики рогов оленя. Идем туда.

Весь остаток дня они крались за оленем, который был очень осторожен и держался от них вдали. Когда солнце зашло, олень встал на вершине холма в двухстах шагах от них, будто издеваясь над охотниками.

— Слишком далеко, — сказала Акила, — и скоро стемнеет. Надо возвращаться в Лонх. Ляжем спать на голодный желудок, а завтра утром вернемся сюда. За ночь он никуда не денется.

— Ты слишком быстро сдаешься, — проговорил Конан, накладывая стрелу.

— Никто еще не обвинял меня в этом, — сказала она весело. — Посмотрим, на что ты способен.

Киммериец поднял левую руку, держащую лук так, что конец стрелы был направлен высоко вверх. Он натянул тетиву к уху. Затем отпустил ее. Тетива щелкнула, и послышался постепенно затихающий свист стрелы. На расстоянии ста шагов она шла вверх, все более уменьшаясь, затем начала снижаться и наконец совсем исчезла из виду. Несколько секунд спустя олень высоко подскочил, сделал три прыжка и упал.

— Ты не солгал, — сказала Акила. — Ты умеешь стрелять.

Умело действуя, свита Акилы выпустила кровь из оленя, выпотрошила и вычистила тушу. Три женщины и карлик принялись есть сырую печень оленя, запивая ее свежей кровью. Даже выпотрошенный, олень был тяжелой ношей, так что Конан и карлик по очереди несли его на плечах по дороге в Лонх.