Стезя - страница 13

стр.

Где спал, не сняв комбинезона,
В обнимку с рыжею травой.
Ведь там как раз, в зените лета,
Набрав подоблачный предел,
В лучах июльского рассвета
Счастливый жаворонок пел.
1974

Друзьям

Схоронить, как всех трудящихся...

Из распоряжения обкомовского начальника
...А умру, вы в обком не ходите,
Оградите от лишних помех,
В чистом поле меня схороните,
Где хоронят трудящихся всех.
Там и лягу в глухой обороне,
Там додумаю думу свою –
Ту, что я на земле проворонил,
А порою топил во хмелю.
А подступят бесовские хари,
С ними я разочтусь как-нибудь.
В одиночку, вслепую нашарю
В небеса предназначенный путь.
Снова будут дороги крутые.
И в конце, как простой пилигрим,
Постучусь во врата золотые:
«Слава Богу, добрался к своим...»
1975

Подражание Лорке

В долине теней вечерних,
Где пела беспечно птаха,
Я взял ее двадцать весен,
Она отдала без страха.
Восторженно и поспешно
Слова дошептали губы.
И якорь на медной пряжке
Увлек нас на травы грубо.
Еще, трепеща и ластясь,
Шуршали ее наряды.
И жарко теснились груди,
Нетвердо прося пощады.
Долину сокрыло мраком,
Отбой протрубили в части.
Как флаг пораженья, тело
Белело огнем и страстью.
Я должен был в ноль двенадцать
Быть в роте пред командиром,
Но все позабыл в восторгах –
Уставы и честь мундира.
Прошла морская пехота
На стрельбы ночные звонко.
И снова метались бедра.
Как два – взаперти! – тигренка.
Не скоро освобождение
Мы стихли, как два пожара.
Ее заждались уж дома,
Меня – гауптвахта, нары.
Пока, отгорев, лежала
Она в полутьме покорно,
Раздавленную клубнику
Ножом соскребал я с формы.
1975

Кино 1945 года

Памяти киномеханика М. С. Фадеева

Ни припевок, ни баб у колодца.
Кроме клуба, в домах – ни огня.
Там Фадеева Мишку, сдается,
Осаждает опять ребятня.
Нынче Мишка в себе не уверен,
Но мальчишки-то знают давно:
Он костьми может лечь возле двери,
Но без денег не пустит в кино!
Мишка курит, как водится, возле
Тех дверей. И порядок блюдет.
Он и сам уступил бы, но после
В сельсовете ему попадет.
Мишке не удержаться на месте:
Напирают на дверь пацаны.
Каждый слышал хорошие вести –
Те, что ждали четыре весны.
– Да ведь наши подходят к Берлину,
Гитлер-идол спасется навряд!
Мишка плюнул:
– Идите в картину,
Он за все и расплатится – гад!
1976

Зимний день

Утро. Выстыло жилье.
Изморозь на раме.
За окном хрустит белье,
Машет рукавами.
И ведет с дровами дед
По привычке речи:
Мол, на весь-то белый свет
Не натопишь печи.
Потрудился, полежал.
Ну а как иначе!
Тут беседу поддержал
Самовар горячий.
Дед встает чайку попить,
Посидеть на лавке.
Жалко – нечего чинить.
Хомуты в отставке.
Стужа чистит закрома,
Но приятно глазу:
Сыновья везут корма –
Пять зародов сразу.
Вечер. Замерли в окне
Тыщи вьюжных змеек.
Сколько сразу на стене
Шуб и телогреек.
Стережет уют жилья
Веник на крылечке.
И сидят, как кумовья,
Валенки на печке.
1976

Мужики за чтением газет

Вот они на бревнышках, чуть свет,
Шелестят, дымя неторопливо:
Чем не сходка сельского актива –
Мужики за чтением газет!
Собрались, обмысливают «жись»:
– Глянь, жулье продернули... отлично!
– За партейных... надо же ... взялись!
И кивают враз дипломатично.
– Ну-ка, глянем, что за рубежом?
Так и есть, нет ладу на планете...
– Не скажи, опять грозят нам эти...
– Не живется, лезут на рожон!
Я молчу, не лезу в разговор.
Но опять – услуга за услугу! –
Раздаю по-братски «Беломор»,
Зажигалка щелкает по кругу.
– Фельетон!
– Оставим про запас... –
И глядят пристрастно и ершисто
На портрет гостившего у нас
Из чужой страны премьер-министра.
Вот они – от плуга, от земли.
Им сейчас на пахоту, на сутки!
Президенты, принцы, короли...
– Сохрани, сойдут на самокрутки.
1976

Заповедник вдвоем стерегли

Отравили Тарзана. За что же?
Кто ответит? Молчит конура...
Мой отец, ни на что не похоже,
Горевал посредине двора.
Самокрутка дымила надсадно,
Боль, наверное, мало глуша.
Коровенку порушили б, ладно,
Все не так бы болела душа.
Не сутулил бы грузные плечи,
Отправляясь за сеном в пургу.
Да и летом бы рук не калечил
На сыром сенокосном лугу.
Отгорит еще сердце не скоро,
Не затопчешь, как спичку, в пыли.
Был он пес – инвалиду опора,
Заповедник вдвоем стерегли...
Кто-то пел за селом безмятежно,
Полыхали герани в окне...
А отец на оглобле тележной
Горько думал о прожитом дне.