Stiffen corpses: Жизнь и работа коченеющих трупов - страница 47
Ли выслеживал его три дня, не выпуская из рук снайперки, и отвлекся только на миг, пока ходил за врученным ему подарочным набором от какого-то Президентского Фонда. Чукки помнил, как он шел за этим своим Грэмми, злобно глядя по сторонам, сплюнув на ногу веселящегося Крауха, с вороненым пистолетом в заднем кармане штанов. Он тогда сунул винтовку Чукки и сказал: «Я быстро, ты последи за крышей…»
И пошел. Чукки помнил как прильнул к прицелу, а Витал полез ему в ухо со своею жеванной бумажкой и дурацкими шутками. Даун конечно же отвлекся, и момент был упущен. А вредный Хэнгмен все-таки отодрал его ухо и съел, благо оно было не настоящее, а концертное. Но тогда этого момента хватило Тому Страшному Чукки-2, чтобы улизнуть.
«А ведь это я установил рекорд, — вспомнилось Чукки вдруг, — Когда я играл на гитаре без перерыва семь месяцев и 13 дней. Я…»
И снова смена картинки.
…Пришел в себя Чукки Даун уже в Диком Троллейбусе. Как раз в том углу, где были расположены задние крупнокалиберные пулеметы. Все еще пытаясь понять, каким образом он здесь очутился, Чукки принялся рассматривать окружающих его созданий и одновременно думал о том, что выбраться отсюда сегодня живым будет сложно. В этом и был смысл Приключения. Наружние Двери все еще были открыты, но были они неимоверно далеко. Игровых Мест в салоне уже не было категорически, но толпа все еще просачивалась внутрь. Разминка была в самом разгаре. Кто-то орал:
— Эй, там, в салоне, пройдите!
— Люди на забаву опаздывают!
— Люди? Вы что, действительно люди?
— Сейчас узнаешь, тварь…
«Что я здесь делаю?» — подумал Чукки, вжимаясь в стену. Минута и вокруг остались только самые крепкие, слабые были растоптаны. Даун обратил внимание на то, что каждый новый пассажир, умудрившийся протиснуться в салон, теперь пытался выпихнуть из него того, кто лез сзади, ссылаясь на то, что впереди находится Гипотетический Ребенок. Гипотетический Ребенок непременно появится позже и тогда мало не покажется никому, но об этом думать совсем не хотелось.
Наступи он этому ребенку на ногу, тот и убил бы его моментально. С Ребенком нужна совершенно другая тактика.
Совсем неожиданно рядом оказался Твин Ли, но было настолько тесно, что даже обменяться элементарным приветствием Stiffen Corpses было совершенно проблематично. Быстро переглянувшись, корпсы обратили внимание на черного как смоль незнакомца, стоявшего неподалеку. В самом по себе черном придурке ничего странного не было, тут и не такие водились, странность заключалась в его головном уборе, так как этот тип нацепил на голову сначала меховую шапку с опущенными ушами, а сверху нахлобучил вязаную спортивную.
— Юзик, это у него шапка, или такая прическа? — успел спросить Соратника Чукки, пока по громкоговорителю объявлялись последние Ставки. Ответить Твин Ли не успел, потому что черный протянул Дауну какую-то бумагу.
«Паспорт!» — подумал Чукки и свободной рукой взял ее.
Незнакомец что-то сказал на непонятном языке.
— Просит закомпостировать, — быстро перевел Ли.
«Зеленый и какой-то большой», — оценил «паспорт» Чукки и прокомпостировал документ ближайшим Компостером. Из «паспорта» моментально повалил дым и те окружающие, что имели неосторожность дышать через легкие, моментально принялись чихать и кашлять.
Трюк был стар и наивен, Твин Ли хитро прищурившись быстро организовал Поддержку и вместе с несколькими Гноллами быстро вытолкал черного из салона на радость Оставшимся. Как известно, в Диком Троллейбусе побеждает именно Оставшийся, а ехать было еще ой, как далеко.
«Нет, это не паспорт! — присмотревшись к дымящейся бумаге, решил Даун, — наверное, все-таки билет, но на самолет!»
Смущала непонятная цифра «50» посередине билета, вокруг нее были изображены некие строения, также показавшиеся корпсу смутно знакомыми. И еще портрет какого-то типа со строгими глазами. Пожав плечами Чукки на всякий случай спрятал переставшую дымить бумажку во внутреннюю кобуру поближе к пистолету. В это время двери наконец-то закрылись и Джозеф Твин Ли присоединился к соратнику.
— Где она! — закричал он, очевидно, имея ввиду странную бумагу.