Стиг-знаменосец

стр.


ШВЕДСКИЕ И ДАТСКИЕ НАРОДНЫЕ БАЛЛАДЫ
В ПЕРЕВОДАХ ИГН. ИВАНОВСКОГО

ЛЕНИНГРАД «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»

1982

РИСУНКИ А. СКОЛОЗУБОВА

ШВЕДСКИЕ НАРОДНЫЕ БАЛЛАДЫ



ГУСТАВ ВАСА И ДАЛЕКАРЛИЙЦЫ[1]

Густав[2] в Даларну[3] едет верхом,
С ним небольшая дружина,
А Кристьерн[4] в Стокгольме сидит петухом,
Пьет дорогие вина.
Там не считается грехом
Краденая свинина.
«Далекарлийцы, отбросьте страх!
Напрасно вы ждете чуда.
Идем на Стокгольм с оружьем в руках
И выбьем датчан оттуда!»
Далекарлийцы ответили так:
«Сила подвластна силе.
Ворвался к нам могучий враг,
Датчане нас разбили».
«Не вам кряхтеть от старых ран,
На прошлое озираться.
А чтобы одолеть датчан,
Дружнее надо браться».
«Мы белке попадаем в глаз,
И нас не пугает драка.
О Кристьерн, твой наступит час,
Кровавая ты собака!»
Далекарлийцы без дальних слов
Стали вооружаться.
И скоро каждый был готов
С датчанами сражаться.
Вставала рать за рядом ряд
На вересковом поле.
Их было сколько охватит взгляд,
А может, и поболе.
Поехал Густав впереди,
Повел их к месту брани.
Такой грозы не ждали, поди,
Надменные датчане.
Раскинут под Стокгольмом стан,
Все силы в полном сборе.
Посыпались стрелы на датчан,
Как будто град на море.
Глухо ударил барабан,
Луки поднялись тучей.
Посыпались стрелы на датчан,
Как будто песок летучий.
Весь город был в большой суете,
Стояло облако пыли,
И двое датчан на длинном шесте
Третьего потащили.
Тут мельничиха давай голосить:
«Эй, ошалели, что ли?
Зачем обратно мешки носить?
Ведь мы всю рожь смололи».
«Какой же это тебе мешок?
Твой крик нам, женщина, странен.
Не видишь разве — это стрелок,
Прекраснейший датчанин,
Хотя он нынче в правый бок
Стрелою шведской ранен».
«Ох как болит моя голова
От далекарлийского пива!
Болотная, видно, в нем трава,
И крепко оно на диво.
Ох как болит утроба моя
От далекарлийской салаки!
Несвежей салаки отведал я,
И мне уже не до драки».
Народ смотрел, кто откуда мог,
От велика до мала:
Датчане пустились наутек,
Словно их припекало.
Рыцарь Эрик бежал как баран,
А мог любого обидеть.
«Господь помилуй нас, датчан,
Ютландию[5] нам не увидеть!»
Густав на высоком коне
Едет по бранному полю.
«Далекарлийцы, вы по сердцу мне
Отважно вы бились за волю.
Пора очистить всю страну,
А Густав вас не обманет:
Какой бы враг ни начал войну,
За мною дело не станет!»

ХОЛЬГЕР ДАТСКИЙ[6] И БУРМАН

Бурман приехал на рыжем коне,
Копьем вооруженный.
«Король Исландии, выйди ко мне
И дочь отдай мне в жены».
   А Хольгер томился в темнице.
«Сперва я спрошу, что скажет родня,
Ее соберу я вместе.
Ты, Бурман, подожди три дня,
Получишь верные вести».
Нехотя Бурман поехал прочь,
Рукой поправляя сбрую.
«Эй, Глория, королевская дочь,
Гляди, как я гарцую!»
«При солнце ты, Бурман, нехорош,
Пугаешь обликом скверным.
На ряженого ты похож
С носом твоим непомерным».
Бурман, шутками обозлен,
Спешился под стеною.
Две глыбы выворотил он
С баню величиною.
Поднял он глыбы над головой,
Ударил, крикнув грубо,
И разом в башне угловой
Посыпались бревна сруба.
Отправилась Глория к отцу,
Сказала в тоске немалой:
«Бурмана встретить лицом к лицу
Никто не сможет, пожалуй».
«Хольгера Датского, дочь моя,
Пошлем на бой неравный.
Недаром о Хольгере вспомнил я,
Он прежде был воин славный».
В темницу Глория сошла,
Нагнулась к каменной яме:
«Я двери, Хольгер, тебе отперла,
Можешь ли двинуть ногами?»
Хольгер Датский лежал на спине,
В стену упер он пятку,
С грохотом брешь проломил в стене,
Разрушил прочную кладку.
«Я думал, мне настал конец,
Не ждал поединков новых.
Пятнадцать лет король, твой отец,
Держит меня в оковах.
Пожалуй, я доползу до дверей,
Могу и пройти немного.
Скажи мне, Глория, скорей,
О чем твоя тревога».
«Бурман ездит возле дворца,
С ним мощью никто не сравнится.
Он хочет корону отнять у отца
И силой на мне жениться».
«Бурман, гляжу, закусил удила,
Урок ему нужен жестокий.
Трольша[7] морская его родила
Далеко на востоке».
«Хольгер, не все ты знаешь о нем.
Бурман — соперник опасный.
Добрых двадцать локтей[8] над конем —
Вот его рост ужасный.
И о мече упомяну,
Любой он страшен рати.
Добрых двадцать локтей в длину
Лезвие до рукояти».
«Мне не по нраву Бурмана речь,
Бесстыдно он грозился.
Был бы конь да надежный меч,
Уж я бы с ним сразился».
«Будет тебе и конь, и седло,