Стигма ворона 2 - страница 2
— Да ты не надрывайся, начальник. Я их и сидячих раскую, дело-то нехитрое…
Он подошел к шлюхам и принялся молотом выбивать удерживающие кольца, оставляя колодки на месте.
— Дядушка Хэн, миленький, что с нами будет?.. — воскликнула самая молоденькая из сестер утешения, с мольбой уставившись на кузнеца.
— Ваше время пришло! — рявкнул ей латник вместо Хэна.
— Крепись, девка, — негромко пробормотал кузнец, не глядя ей в лицо.
— Этого живодера из Сорса расковать последним! — приказал латник.
— Будет сделано, — послушно кивнул тот.
Живодер?
Вот как, значит, его называют теперь?..
Эш усмехнулся. Подумать только…
Когда Хэн склонился над Эшем, тот тихо проговорил:
— Спасибо тебе за нож. Это лучшая змеиная сталь, что я видел.
Кузнец вздрогнул. Молот на мгновение замер в его руках, прежде чем обрушиться на удерживающее кольцо.
Удар соскользнул немного в сторону. Хэн шумно выдохнул, исподлобья взглянул на парня.
— Эй, чего там? — рявкнул латник.
— Да замаялся немного, вкривь пошло… — сказал Хэн, вытащив из кармана мятый грязный платок. — Щас все будет, начальник… Слышь, малый, копыта-то верхние подвинь — мешают!
Он отвел в сторону руки парня в колодках, загораживая его спиной от стражи.
И сунул ему в ладонь крошечный клинок, длиной не больше указательного пальца. Серый металл без блеска не привлек к себе ничье внимание.
Эш мгновенно спрятал его в кулаке.
Несколькими размашистыми ударами кузнец выбил кольцо и выпрямился.
Наконец, все пятнадцать были откреплены от своих мест.
— А теперь все вперед! А ну пошли! — крикнул латник.
Воины двинулись на узников, выставив вперед копья.
— Что происходит-то?.. — всхлипывая, проговорила рыхлая светловолосая женщина в слишком тесном для ее пышных форм красном платье. — Куда нам идти-то? Что…
Ее голос утонул в оглушительном скрежете. Одна из стен темницы медленно начала подниматься, открывая железную решетку. Решетка лязгнула и тоже подалась вверх.
И теперь все увидели залитое закатным золотом поле, въездную дорогу и темнеющее пятно леса вдалеке.
— Ступайте, ступайте! — торопил латник, и воины тыкали узников копьями в спины и шеи, подталкивая вперед. Те, неловко шагая с колодами на руках и ногах, двинулись к выходу.
А снаружи бил колокол, со стены раздавались ликующие возгласы жрецов и доносилась веселая музыка.
Глава 2
Узники против своей воли двинулись к выходу.
Эш не стал дожидаться, когда ему в шею кольнет наконечник копья, и не мешкая направился из темницы. В ладони он осторожно удерживал крошечный дамский клинок, который ему щедро оставил Хэн.
Снаружи доносились завывания жрецов: «… ибо как младенцы не повинны в крови агнцев, которых принимают в пищу их матери во имя жизни, дабы наполнить молоком потаенные свои, так и чада этой земли не повинны…»
Гудение колокола и звуки тамбуринов с флейтами заглушали их пение.
Эш вместе с Шедой и крысой вышли первыми.
Женщины позади все еще пытались молить стражников о пощаде, время от времени вскрикивая от тычков острых копий. Наконец, последняя пленница покинула узилище, и решетка с грохотом опустилась, отрезая дорогу назад.
Они оказались у городской стены, слева от запертых въездных ворот. Взгляд Эша упал на неровное, покрытое рытвинами и заросшее высокой травой поле, расстилавшееся перед ними. И кое-где под пучками свежей травы ему сейчас виделись очертания человеческих костей.
Обернувшись, Эш поднял взгляд на стену. Солнце еще только коснулось своим диском горизонта, но на держателях под зубцами уже полыхали десятки факелов.
А над их хищными языками, на обзорной площадке промеж двух башен, стоял Даган со своей свитой.
Ветер трепал длинные перья его шляпы, нарядный белый камзол поблескивал двумя рядами золотых пуговиц. На надменном лице застыло то самое выражение, с которым художники так любят изображать аристократов. Лучники, копейщики и воины в латах с мечами у пояса располагались по правую и левую руку своего господина.
А у самого края, чуть поодаль от Дагана, стояли жрецы — десять человек в белоснежных туниках с золоченым кантом. Двое из них придерживали огромную чашу, украшенную медной бараньей головой. А еще один, с алыми шелковыми лентами на запястьях, под ритм ритуального речитатива черпал из этой чаши ковшом густую темно-красную жидкость и выплескивал за стену.