Стихи 1984 – 2016 - страница 17

2004

Прийти в себя стоящим на перилах

балкона - два крыла из раскладух

раздолбанных, да гулко бьет бескрылый

народец по виску себе: бу-бух.

Забьют глядишь до смерти. Улетаю

скрипучей птицей в дальнее туда,

где некие красоты вырастают,

и девушки поют на проводах.

2004

ночь минеральная вода

уснувший кот упал с колена

работа взята на дом - плохо

потом кончается еда

я это яблоко елена

съем сам чтобы к утру не сдохнуть

а вместе с поводом к войне

я съем тебя безглазый старец

и древнегреческий спецназ

лежащий шпротами в коне

и список кораблей

остаться

ничто не сможет кроме нас

еще спасибо скажешь мне

2004

Гноящиеся ртутью фонари,

раскинутые руки уцелевших

растений. Городские комары

скромнее диких, но куда успешней.

Кричит не спавшей азией базар,

чернеет кофе как остаток ночи.

Я тоже бог - мне нечего сказать.

Меня не существует, между прочим.

2004

Александр Сергеевич Пушкин найдёт, что атас:

то ля ви не сложилась, то смерть получилась калека -

разорение имени, исчезновенье в анфас,

фон для диких семейств, прободение в нечеловеки.

Африканская сказка, где мальчик, погнавший пургу,

просыпается каплей чернил, и сотрёт его спешно

няня кухонной тряпкой, а тряпке быть рыбой в пруду,

разевающей рот, слава Мумбе, вполне безуспешно.

2004

В совершенном прошедшем, где смерть - борода и усы,

и немного вещей, за которые можно синицей,

в не имеющем ценности, неинтересном для сил,

непригодном для жизни, в которой приходиться бриться

с каждым днём основательней - что-то такое я знал

относительно лиц, поднимаемых бритвой из пены,

из пролитого времени, с тёмного, сладкого дна,

что пока выполнимо - всё медленней и постепенней.

2004

В отхожем месте пахнет морем.

Невиннный, в общем-то, фрагранс

качает ледяные горы,

раскручивает контраданс

в блестящей зале. Раз титаник,

пойти дикаприо убить,

а там пускай всё тонет - данью

глухому господу глубин.

2004

Пойти бы в отпуск. Жизнь с утра

как детское колье из скрепок.

Царю вселенной снится рай,

но сон его, увы, нецепок.

И не вздохнешь здесь. Так портной

молчит, набравши в рот иголок,

вертя материю на той

тупышке, что мила и голой.

2004

Шестикрылый мичурин откусит у нигра языг,

на привой ему жало певучей чухонской годюки,

что учёна хранцускому русскому, знает азы

чорной мови людских, топографию дев, да науки,

што дозволены властью (а власти от бога, ого!).

Ужо тянет к перу, к прошнурованным женщинам, пахом

ощущая эпоху, но стрельнешь - и вновь ничего,

жрать полярные финики в чорной от крови рубахе.

2004

Собачка думает гав-гав,

а муха думает жу-жу.

Их думки ходят на ногах,

хотя вокруг глухая жуть,

сплошная как литая медь,

как колокол без языка,

что накрывает нас, и твердь -

конечно небо, хоть близка.

Не выпрямиться в рост. Дуга

встречается с дугой. Лежу,

вникая, как собачка гав

да муха жу.

2004

Беда мне с головой - она

кругла, но также угловата.

Для продолжительного сна

ложась в паноптикум на вату,

но щёлкнув задом о батут,

обсад проснуться первым в риме,

вторым в деревне, третьим тут,

но хуже мимо.

2004

На мятой жести белый череп,

сквозь детской молнии зигзаг.

Как будто мысль проходит через

физическую смерть, как знак

того, что мысль подводит к краю,

и, подождав, опять ведёт

уже по воздуху, скрывая

от тех, кто тоже не умрёт.

2004

Упала муха с потолка,

и всё сначала.

Осенняя исподтишка

пора настала.

Холодный ветер сыпанул

листвы на лавку.

В фасеточных глазах мелькнул

и выцвел август.

Рыдают в дворницких - настал

сезон распада,

и цельсий, досчитав до ста,

как бесноватый,

свистит в случившийся свисток,

и чайник - это

теперь совсем уже не то,

что было летом.

2004

Хрустальным клювом ангел долбанул,

цветок закрылся, прищемило руку,

крупа закончилась, и мышь стоит в углу,

недобрым взглядом обводя разруху.

Хреново в болдино по осени. Запой

у няни кончился, начался. Ужас нервной

старушка стала. Плачет, бьёт клюкой

ей зримых вдурь тьуристов и пьонэров.

Ей слышимых. А запись для врачей,

если издать, на тома три - четыре.