Стихи 1984 – 2016 - страница 29
стать одержимым - белою перчаткой,
где тьма шевелит пальцами, лицом,
надетым на шипящий, чешуйчАтый
звериный фэйс, и за кольцом кольцо
развертывается изнутри, и скоро
вскипит, прорвется, хлынет через рот
густая тень - и кто-то скажет: "норма,
он снова здесь, а мы - наоборот."
2006
гноящаяся пасть
бывало, идешь по дорожке,
а рядышком время бежит -
какой-то собакою/кошкой,
вполне дружелюбной на вид,
а нынче то зла, то облезла,
то в пене, больная везде,
выходит из чОрного леса
и жрёт непричёмных людей.
2006
боян трагический
стоишь ли с протянутой жменей
в конторе ли светлой сидишь
хотя в то же самое время
по дикому небу летишь
плюешь в беспробудную воду
с мосточка читаешь с листа
а жызнь бляхамуха проходит
и эта и эта и та
2006
обскура
...А в кого ни посмотришь - лишь темень да тени в ней.
Бледный, тихий господь прижимает лицо к стеклу.
Ты, душонка моя, тоже форточка в мир теней
для глядящих оттуда, ладонь козырьком ко лбу.
Никуда ты не денешься, не отлетишь - тебя
можно только закрыть, занавесить, забить песком.
Распахнуть, и неслышно выйти - туда, где лба
не наморщит печаль, где все засветло и легко.
2006
плохая оптика
там где то жил то был поднимается сон вода
синий газовый нимб припрятанная свинчатка
ходит тяжелой рыбкой в чахлых моих садах
донных снящихся несуществующих сладких
а когда уже вечный скажешь мгновенная была жизнь
а душа что душа она только дыра отсюда
в пыльный двор в эти сны золоченые на двоих
продолжающиеся покуда
2006
наблюдение горизонта
пути в закрытую скифию туда где тайное море
словно несуществующее ни паруса ни имен
ни местных жителей а пришлый довольно скоро
становится малость вымершим настолько он вышел вон
отсюда туда где нет ни дорог ни стражи
сиди на горячем камушке нигде и смотри смотри
в черту ни-воды-ни-неба в прекрасное и не наше
кромешное где невидим ни так вот ни изнутри
2006
белка-блюз
и закрыл бы книгу а вдруг прищемлю лицо
и спалил бы тетради а вдруг я на четверть треть
переписан туда а остановится колесо
так и белка сойдет с ума некуда ей теперь
а захлопнул книгу превратилось лицо в топор
а спалил слова и пошел по пояс в огне
колесо золотое наше катится до сих пор
только в нем никого и нет
2006
жир
давай припомним детский комбинат
кусающихся девочек веранду
гулять зимой заглохший зимний сад
и рыбий жир за полдником раз надо
укусы побледнели рыбий жир
подействовал не так как ожидалось
земля как кожа пробует зажить
от нас с тобой глянь ничего не стало
2006
искры
возникающий в комнате зверь,
спит в кроватках сырое мясо,
и качаются искры, две -
в темноте - золотых, опасных.
почерневший воздух глотай,
искры, шерсть, чешуя и холод,
водяная вязкая темнота,
совершенствующиеся глаголы.
при фанатиках - думай вслух,
и желательно в такт, а ночью
наблюдай, как случайный дух
наполняет пустые очи,
как они начинают тлеть -
слышишь шепот в пустой коробке
головы? так светло во тьме.
а потом вы встаете - оба.
2006
1 сентября
вот ковырнешь свой мозг - а там аж три реки:
онегин е., печорин гэ и ленин,
кровавый дедушка. глядит из под руки
и щуриться. онегин е. проклеен
в четвертый раз, и сдан лежать в пыли
библиотеки, гэ печорин в третий...
а реки мертвые текут в такой дали,
что не дойти до них, пока на этом свете.
2006
2006 часть2
беличьи бусы
1 (беличьи бусы)
Отныне теней вопрошанье и шарпенинг. Свет
превращается в то, что скорее плагин фотошопа,
чем зачахшая оптика. Взгляд и угрюм и базед,
анимашнен - а солнце уже переходит на шепот -
напирают ябри, белки нижут на бусы покой
из багрового ландыша, зелень в рыжьё переводит
идиотская сила, ландшафт уже залит водой.
Ты стоишь в этих бусах и, фыркая, смотришь на воду.
2006
2 (пустой орех)
Развернешь некий свиток - а это опять небеса
от забытой земли, вавилонской смолою залитой,
и уже никого, ни козлища уже, ни овца,
ни какой-нибудь твари, в каком-нибудь омске забытой.
Вавилонское зеркало после сезонных дождей:
в нем одна синева, где нет ангелов, птиц... лишь случайный
повздыхает свидетель - все это ничье, и нигде,
и уже никогда - и закончилось слишком печально.
2006
3 (шаманская плясовая)
- Хороши ль Ваши бубны?
- Весьма хороши наши бубны.
С ними нас пропускают живыми в то ЦПКО,
где колеса и лодочки, девы целуются в губы,