Стихи остаются в строю - страница 2

стр.

Где веселые травы, что шумели в бою?
У крутой переправы я сегодня стою.
Мир по-прежнему дорог. Солнце, зелень, вода…
И кудрявый мой город выбегает сюда.
Так шуми же листвою, синий клен, на могиле.
Кровью вражеской, злою волю мы окропили.
Утро входит в багрянце, и цветет наша вера
Бирюзой гидростанций и трубой пионера,
Синим дымом машины, ясной волею класса
И стихами Тычины и Шевченка Тараса.
Так цвети ж, моя песня, звонкий труд и забава,
Как мой город любезный, голубая Полтава!
Вырастай же чудесней, честь отцов сберегая!
Тут кончается песня и приходит другая.

1934

Над Полтавой летят самолеты

Пусть ветры гудят бортовые,

Но в посвисте песен, не зря,

Летят самолеты на Киев.

Чуть небо, чуть свет, чуть заря.

Синеватое,
   подернутое дымкой
Утро авиации встает.
Голубой
   крылатой невидимкой
Тает в небе
   легкий самолет.
Что ему воздушные просторы,
Жар наземный,
   духота
      и зной,
Реки мутноватые
   и горы,
Отливающие белизной…
Там в кабине
   человек веселый
Подружился с небом на века.
Зеленью
   ему кивают долы,
Мимо
   проплывают облака.
Всех ветров течения
   бесстрастно
Он пройдет —
   рассеивать и гнуть.
На своих плечах
   он держит трассу,
Большевистский, выверенный путь.
Все ему так близко
   и знакомо,
Как в родном
   насиженном дому.
И прожектора
   аэродрома,
Словно огоньки
   родного дома,
Из тумана тянутся к нему.

1934

Спят партизаны

Ты рядом. Ты близко у кручи Нагорной,
И дом твой на площади старой соборной.
Давно ли тут ветры военные дули?
Давно ли тут жалобно прядали пули?
…И в долгие звоны у вышек соборных
Не стаи слетались вóронов черных.
Зеленым крылом задевая пролеты,
Тут каркали ночью и днем пулеметы…
…Здесь шли таращанцы дорогою
   дальней.
Закрыты ворота. Задвинуты ставни.
Молчат переулки, ворочаясь глуше
Средь пышных сугробов и снежных
   подушек.
А в небе, где выгнуты лунные скулы,
Меняются звездные караулы.
Им дорог покой этой ночи унылой,
И строже их стража над братской могилой,
Где старые клены стоят полукругом,
Где спят партизаны, обнявши друг друга,
Как будто умершие могут согреться…
Растут красноцветы из каждого сердца
И вьются под снегом, огнем полыхая.
Так жизнь партизан полыхала лихая,
Клубилась метелью, ветрами дышала…
Но спят партизаны…
Им вечности мало!

«Горит огонь Великих Пятилетий…»

Горит огонь Великих Пятилетий.
А Ветер Времени, бунтуя и гремя,
Червонным знаком будущее метит,
И катит волны нашего огня.
То наша кровь поет не умолкая,
Шумя по всем артериям земным.
Мы, даже в крематории сгорая,
Каким-то грозным пламенем горим.
И в громе труб придет наш день вчерашний,
Трудолюбив, спокоен и жесток,
Когда мы строили сторожевые башни
С бойницами на запад и восток.
В легендах лет мы будем незабвенны.
На трупах наших умерших бойцов
Мы воздвигали мраморные стены
Своих высоких, солнечных дворцов.
День ото дня наш путь был неустанней,
От наших ног — дороги горячи.
Наш гордый прах скрепил фундамент зданий,
И кровью набухали кирпичи.
И мир восстал по-новому над сушей,
И над водой, где крепкий парус крут, —
Такой зеленый, радостный, певучий! —
Он льется в наши умершие уши,
И мертвым нам он отдает салют.
В тени знамен, нахохленных, как птицы,
Лежит боец, смежив свои глаза,
В которых, может быть, еще дымится
И чуть заметно движется гроза.
Он спит. И времени текут потоки.
И в напряженной снится тишине,
Что ты, мой друг, читаешь эти строки,
Как лучший дар, как память обо мне.

1934

Евгений Абросимов

Широкие листья

Широкие листья дрожали над нами.
Город гудел в полусне.
Какими хорошими словами
Хотелось говорить мне!
Но перед этими чувствами глупыми,
От которых кружится голова,
Мне казались грубыми
Все
   слова.
Ветер прошел по робким листам,
Солнце, наверное, шло к восходу.
Ты сказала:
— Пора по домам,
Завтра
   рано вставать
      на работу. —
Ты губы приблизила неумолимо,
А после,
   когда шел домой,
Запах духов, едва уловимый,
Долго
   летел за мной.
Мир, голубым сияньем залитый,
Так чудесен
   и так велик…
Мне очень трудно
   быть незанятым
Хотя бы
   на один
      миг.
Цех таким был праздничным, синим,
Станки стояли в солнечной краске.
Все люди были
   как именинники, —
Влюбленные
   и
     ласковые.
Мне легким казалось любое задание,
Я смеялся, не знаю над чем.