Стихия страсти - страница 11

стр.

Тут все дело в особенностях мужской психики. У них все распределено по отсекам: любовь к жене и детям, работа и амбиции, развлечения и секс, долг и религия. Они ныряют в один из отсеков, опускают за собой штору и забывают обо всем остальном. Потом переходят в другой отсек. И никогда не заботятся о том, что надо бы убрать за собой мусор.

Не все, разумеется, но большинство — наверняка. Она вспомнила Лукаса Райкарта. Сначала она была для него просто женщиной, и он проявлял к ней явный интерес. Потом вдруг она превратилась в одну из служащих, и он без всякого труда перешел на официальный тон. Потом ушел и сразу забыл о ее существовании.

Женщины — другие. Женщины стоят у окна и молча наблюдают, как отъезжает автомобиль, размышляют, почему он ушел, и страдают. Пока мужчины переходят из отсека в отсек, женщины терпеливо несут свой эмоциональный груз, пока его бремя окончательно их не раздавит.

Конечно, бывают и исключения. Как ее мать, например. Мора Ллойд смотрела на жизнь просто. Она не теряла присутствия духа, что бы ни происходило вокруг.

Тори — единственный ребенок Моры — родилась, когда той исполнилось восемнадцать лет. Отцом Тори был женатый преподаватель колледжа искусств. Так рассказывала Мора, хотя временами она говорила, что он был то знаменитым художником, то карикатуристом в популярной ежедневной газете, то иллюстратором детских книг. Тори не знала, где тут правда, а где — ложь. Мора никогда не называла его по имени.

Детство Тори провела в переездах: иногда она жила у бабушки с дедушкой в пригороде, а иногда с матерью и ее очередным мужчиной. Контраст таких жизней поражал: традиционная патриархальность у бабушки и яркая экстравагантность богемной жизни у матери. Но Тори никогда не чувствовала себя обделенной вниманием. Она любила мать, которая была веселой, озорной и любвеобильной, но предпочитала жить с бабушкой и дедушкой.

Когда Тори тяжело заболела, мать даже не пыталась возиться с ней. Ее забрала бабушка, которая и лечила ее. Во время процедур химиотерапии она держала Тори за руку и обещала ей, что у нее когда-нибудь обязательно вырастут роскошные кудри.

Нельзя сказать, что мать относилась к ребенку безразлично, но ее любовь носила крайне эгоистичный характер. Мора плакала так трагически и безутешно, что у десятилетней Тори начиналась истерика — ей казалось, что она сейчас умрет. Она не умерла, и детская лейкемия осталась лишь воспоминанием, хотя болезнь определенным образом повлияла на формирование ее характера. Но ведь и любое событие в детстве не проходит бесследно. Ход ее мыслей нарушил голос Алекса:

— Тори, у тебя все в порядке?

— Все хорошо. Я сварила кофе, — ответила она, ставя на поднос чашки с кофейником и тарелочку с круассанами.

За кофе они начали обсуждать будущие программы. Они трудились весь день, сделав лишь краткий перерыв, во время которого пили кофе с бутербродами. Алекс словно возродился, став похожим на прежнего талантливого режиссера-документалиста Алекса Симпсона. Результатом явились четыре интересных предложения и сценарий. Довольный собой, Алекс откинулся на спинку кресла.

— Где тут поблизости можно поесть? — спросил он, взглянув на часы, которые показывали уже седьмой час вечера.

— В двух кварталах отсюда находится китайский ресторан, — ответила она. — У меня даже есть где-то меню. Можно позвонить и сделать заказ, а я сбегаю и заберу.

На кухне она нашла меню ресторана «Счастливый дракон». Они выбрали блюда и сделали по телефону заказ.

Алекс проводил ее до двери, говоря:

— Наверное, должен был бы идти я.

— Ты не знаешь, где это, — ответила Тори и захлопнула дверь перед его носом.

«Счастливый дракон» был неподалеку, но на пути к нему стояла пивная «Рыжая корова», и Тори не была уверена, что у Алекса хватило бы выдержки пройти мимо.

К тому времени, когда Тори дошла, еда была уже готова, и она поспешила назад, чтобы принести ее неостывшей. Тори не обратила внимания на припаркованный на другой стороны улицы «рейнджровер», не заметила она и мужчину, который догнал ее у входа.

— Давайте я помогу, — предложил он, когда она хотела поставить пакет на пол, чтобы достать ключ.