Стихотворения и поэмы - страница 13
Тюбетейка из сединок.
Чуть ползет перо поэта
И поскрипывает тише.
Чередой проходят лета.
Дочка ждет, Фирдуси пишет.
В тростниках размокли кочки,
Отцвели каштаны в Тусе.
Вновь стучится злая дочка
К одряхлевшему Фирдуси:
— Жизнь прошла, а вы сидите
Над писаньем окаянным.
Уважаемый родитель!
Как дела с моим приданым?
Вы, как заяц, поседели,
Стали злым и желтоносым,
Вы над песней просидели
Двадцать зим и двадцать весен.
Двадцать раз любили гуси,
Двадцать раз взбухали почки,
Вы оставили, Фирдуси,
В старых девах вашу дочку.
— Будут груши, будут фиги
И халаты, и рубахи,
Я вчера окончил книгу
И с купцом отправил к шаху.
Холм песчаный не остынет
За дорожным поворотом, —
Тридцать странников пустыни
Подойдут к моим воротам.
Посреди придворных близких
Шах сидел в своем серале.
С ним лежали одалиски,
И скопцы ему играли.
Шах глядел, как пляшут триста
Юных дев, и бровью двигал.
Переписанную чисто
Звездочет приносит книгу:
— Шаху прислан дар поэтом,
Стихотворцем поседелым… —
Шах сказал: — Но разве это —
Государственное дело?
Я пришел к моим невестам,
Я сижу в моем гареме,
Тут читать совсем не место
И писать совсем не время.
Я потом прочту записки,
Небольшая в том утрата. —
Улыбнулись одалиски,
Захихикали кастраты.
В тростниках просохли кочки,
Зацвели каштаны в Тусе.
Кличет сгорбленную дочку
Добродетельный Фирдуси:
— Сослужите службу ныне
Старику, что видит худо:
Не идут ли по долине
Тридцать войлочных верблюдов?
— Не бегут к дороге дети,
Колокольцы не бренчали,
В поле только легкий ветер
Разметает прах песчаный. —
На деревьях мерзнут почки,
В облаках умолкли гуси,
И опять взывает к дочке
Опечаленный Фирдуси:
— Я сквозь бельма, старец древний,
Вижу мир, как рыба в тине.
Не стоят ли у деревни
Тридцать странников пустыни?
— Не бегут к дороге дети,
Колокольцы не бренчали.
В поле только легкий ветер
Разметает прах песчаный.
Вот посол, пестро одетый,
Все дворы обходит в Тусе:
— Где живет звезда поэтов —
Ослепительный Фирдуси?
Вьется стих его чудесный
Легким золотом по черни,
Падишах прекрасной песней
Насладился в час вечерний.
Шах в дворце своем — и ныне
Он прислал певцу оттуда
Тридцать странников пустыни,
Тридцать войлочных верблюдов,
Ткани солнечного цвета,
Полосатые бурнусы…
Где живет звезда поэтов —
Ослепительный Фирдуси?
Стон верблюдов горбоносых
У ворот восточных где-то,
А из западных выносят
Тело старого поэта.
Бормоча и приседая,
Как рассохшаяся бочка,
Караван встречать — седая —
На крыльцо выходит дочка:
— Ах, медлительные люди!
Вы немножко опоздали.
Мой отец носить не будет
Ни халатов, ни сандалий.
Если шитые иголкой
Платья нашивал он прежде,
То теперь он носит только
Деревянные одежды.
Если раньше в жажде горькой
Из ручья черпал рукою,
То теперь он любит только
Воду вечного покоя.
Мой жених крылами чертит
Страшный след на поле бранном.
Джинна близкой-близкой смерти
Я зову своим желанным.
Он просить за мной не будет
Ни халатов, ни сандалий…
Ах, медлительные люди,
Вы немножко опоздали!
Встал над Тусом вечер синий,
И гуськом идут оттуда
Тридцать странников пустыни,
Тридцать войлочных верблюдов.
1935
Песня про Алену-старицу
Что не пройдет — останется,
А что пройдет — забудется…
Сидит Алена-старица
В Москве на Вшивой улице.
Зипун, простоволосая,
На голову набросила,
А ноги в кровь изрезаны
Тяжелыми железами.
Бегут ребята — дразнятся,
Кипит в застенке варево…
Покажут ноне разницам
Острастку судьи царевы!
Расспросят, в землю метлами,
Брады уставя долгие,
Как соколы залетные
Гуляли Доном, Волгою,
Как под Азовом ладили
Челны с высоким застругом,
Как шарили да грабили
Торговый город Астрахань.
Палач-собака скалится,
Лиса-приказный хмурится.
Сидит Алена-старица
В Москве на Вшивой улице.
Судья в кафтане до полу
В лицо ей светит свечечкой:
— Немало, ведьма, попила
Ты крови человеческой,
Покуда плахе-матушке
Челом ты не ударила.
Пытают в раз остаточный
Бояре государевы:
Обедню черту правила ль?
Сквозь сито землю сеяла ль?
В погибель роду цареву,
Здоровью Алексееву?
— Смолой приправлен жидкою,
Мне солон царский хлебушек!
А ты, боярин, пыткою
Стращал бы красных девушек.
Хотите — жгите заживо,
А я царя не сглазила:
Мне жребий выпал важивать
Полки Степана Разина,
В моих ушах без умолку
Поет стрела татарская.
Те два полка,