Стихотворения. Поэмы - страница 6
Под звуками Бетховена,
Шуберта, Шопена.
Мне душно…
Разрываю свитр
И плачу и тоскую:
— Ошиблись, композитор, вы!
Я не люблю такую!
А музыка еще полна,
Полна последним скрипом,
Но палочка упала на пол,
Срывая голос скрипкам.
Ах, тишина моя!
И вот
Все звезды заморозило.
Другая милая идет
Через поля и озеро —
Простая песня-дéвица
Дорогой столбовой —
Медведица, метелица.
Звенят над головой
Леса мои с волчатами, —
Зверья полна земля.
Идут они,
Ворчат они,
Хвостами шевеля.
… … … … …
И только там сгорит она,
Руки заломив,
Татьяна, Маргарита,
Тамара, Суламифь.
1927
Последнее письмо
На санных путях,
овчинами хлопая,
Ударили заморозки.
Зима.
Вьюжит метель.
Тяжелые хлопья
Во первых строках моего письма.
А в нашей губернии лешие по лесу
Снова хохочут, еле дыша,
И яблони светят,
И шелк по поясу,
И нет ничего хорошей камыша.
И снова девчонка
сварила варенье.
И плачет девчонка,
девчонка в бреду,
Опять перечитывая стихотворенье
О том, что я —
никогда не приду.
И старую сóсну скребут медвежата —
Мохнатые звери.
Мне душно сейчас.
Последняя песня тоскою зажата,
И высохло слово,
на свет просочась.
И нет у меня
никакого решенья.
Поют комсомолки на том берегу,
Где кабель
высокого напряженья
Тяжелой струей ударяет в реку.
Парнишка, наверное, этот,
глотая
Горячую копоть,
не сходит с ума.
Покуда вьюга
звенит золотая
Во первых строках моего письма.
Какую найду небывалую пользу,
Опять вспоминая,
еле дыша,
Что в нашей губернии
лешие по лесу.
И нет ничего хорошей камыша?
И девушка,
что наварила варенья
В исключительно плодородном году,
Вздохнет от печального стихотворенья
И снова поверит, что я не приду.
И плачет, и плачет, платок вышивая,
Травинку спеша пережевывая…
И жизнь твоя — песенка неживая,
Темная,
камышовая.
1927
Провинциалка
Покоя и скромность ради
В краю невеселых берез
Зачесаны мягкие пряди
Твоих темноватых волос.
В альбомчиках инициалы
Поют про любовь и про Русь,
И трогает провинциалок
Не провинциальная грусть.
Но сон промаячит неслышно,
И плавает мутная рань, —
Всё так же
на солнышко вышла
И вянет по окнам герань.
Ты смотришь
печально-печально,
Цветок на груди теребя,
Когда станционный начальник
Намерен засватать тебя.
И около маленьких окон
Ты слушаешь, сев на крылец,
Как плещется в омуте окунь
И треплет язык бубенец,
А вечером сонная заводь
Туманом и теплой водой
Зовет по-мальчишески плавать
И плакать в тоске молодой.
Не пой о затишье любимом —
Калитка не брякнет кольцом,
И милый протопает мимо
С упрямым и жестким лицом.
Опять никому не потрафив,
Он тусклую скуку унес,
На лица твоих фотографий
Глядит из-под мятых волос.
А ночь духотою намокла,
И чудится жуткая дрянь,
Что саваны машут на окнах
И душит за горло герань…
Но песня гуляет печально,
Не нашу тоску полюбя, —
Пока станционный начальник
Не смеет засватать тебя.
<1928>
Глаза
День исчезает, догорев,
Передо мной вечерний город,
И прячет лица барельеф
Исаакиевского собора.
И снова я
В толпе гуляк
Иду куда-то наудачу,
И вот —
Топочет краковяк
И шпоры звякают и плачут.
Летят бойцы
И сабли вниз.
Шумит прибрежная осока…
Играет странный гармонист,
Закинув голову высоко.
И деньги падают, звеня,
За пляску, полную азарта.
Со взвизгиванием коня,
С журчаньем рваного штандарта.
Но гармонисту…
Что ему?
Он видит саблю и уздечки.
Опять в пороховом дыму
Зажато польское местечко.
И снова зарево атак…
Но лишь уходят с поля танки,
Разучивает краковяк
На взвизгивающей тальянке…
Но как-то раз,
Стреляя вниз,
Свистели на седле рубаки,
И пел взволнованный горнист
О неприятельской атаке.
Надорванная трель команд,
Попытка плакать и молиться…
И полз удушливый туман
На человеческие лица.
И с истеричностью старухи
У смерти в согнутых клешнях
Солдаты вскидывали руки,
Солдаты падали плашмя…
Кому-то нужно рассказать,
Как неожиданно и сразу
Во лбу полопались глаза
От убивающего газа.
И у слепца висит слеза.
И, может, слез не будет больше.
Он обменял свои глаза
На краковяк веселой Польши.
И часто чудится ему
Минута острая такая,
Как в голубеющем дыму
Глаза на землю вытекают.
И люди умирают как…
А в это время
Под руками
Хохочет польский краковяк,
Притоптывая каблуками.
<1928>
Музей войны
Вот послушай меня, отцовская
сила, сивая борода.
Золотая,
синяя,
Азовская,