Стихотворения - страница 4

Дневник, в котором слово Ты

встречается едва ли не чаще,

чем Я, в котором настоящее

время — так, для красоты,

в котором не слова — кристаллы,

как соль на нитке (опыт, пять

по физике) — все солью стало,

что было сердцем, переворачивавшимся

в груди, как плод на восьмом месяце,

от внезапного: ты где-то здесь…

Больше жизни люблю того,

с кем жизнь не делю.

Меньше жизни люблю того,

кого вообще не люблю.

А того, с которым делю

остаток ночей и дней,

люблю, как жизнь, как сестра, люблю,

а может, еще нежней.

Я тебя не буду добиваться,

как не буду — славы и богатства,

я к тебе не буду пробиваться,

пробираться на свиданье в склеп —

хватит блядства, но не хватит братства.

Я тебя не буду добиваться

и, склоняясь, буду уклоняться,

как на мокром лобовом стекле

дворничиха.

И я принимаю судьбу

и в рифму слагаю гимны ей,

когда ты мне пишешь на лбу

каленым железом: любимая.

Голый не может спрятать фигу в кармане.

У голого — либо сразу заметная фига,

либо кулак,

либо ладонь и пять пальцев

с заметной тягой

к чужой

такой же

голой

ладони…

Инкогнито, как Купидон Психее,

инкогнито, как Эльзе Лоэнгрин…

Но этих легендарных дур умнее,

начитанней, я знаю: шанс — один,

я имени выпытывать не стану,

я даже глаз не стану поднимать,

когда в гостинице с названьем странным

любовь ты будешь мною обладать.

Мечтаю о тебе по-древнегречески

и отрекаюсь по-старославянски…

Но мы бы не смогли по-человечески,

по-руссоистски a la russe — по-звански.

О юношеском торсе — платонически,

в потемках духа — ощупью, клюкою…

Нам не соединиться органически.

Не будет нам ни воли, не покою.

разбила твое сердце

теперь хожу по осколкам

босая

Верба — тезка слова.

Verbis — тезка вербы.

Я обоим тезка,

потому что в детстве

папа кликал Вербой,

потому что нынче

за семь дней до Пасхи

вербы Вербой кличут.

Кроме следов, которые за,

есть следы передо мной,

по-над девственной белизной,

нестерпимо слепящей глаза —

как бы трассирующий свет.

Я стараюсь идти след в след,

слезы слизывая слепоты,

ибо это — мои следы.

К до ля добавлю — вот и доля.

К ре до прибавлю — вот и кредо.

Про это буду петь на кровлях

и все-все-все отдам за это.

О самый музыкальный на этом свете народ,

чьи буквы так мало отличаются от нот,

что — справа налево — я их могла бы спеть

той четвертью крови, которой порою треть,

порой — половина, порою — из берегов,

носом ли, горлом… И расступается море веков,

и водной траншеей идет ко мне Моисей

с Рахилью Григорьевной Лившиц,

бабушкой Розой, прамамой моей.

Летом всякий ветер с моря.

Зимой всякий снег с гор.

Душу свою до предела просторя,

выяснишь: безграничен простор.

Осенью, ливнем дыша и дымом,

по весне, на ландыш дыша

или просто проснувшись любимым,

выяснишь: безгранична душа.

Один пишем,

два в уме,

три на иконе на стене,

четыре ножки у кровати,

пять — спускаю ногу с кровати,

шесть — спускаю другую с кровати,

семь… Впрочем, и этого хватит.

сесть у реки

и бросать и бросать в воду

свои трудности

и смотреть

как они уплывают

вниз по течению

не тонут легкие

Умыкнута, замкнута

долгим замыканием.

Пряник — первый зам. кнута.

Шоколад в капкане ем.

Марс не слаще Сникерса.

Стерпится. Слипнется.

В меблированных странах

меня бы поставили в спальне,

отразили в пяти зеркалах,

спеленали бы шелком…

А у нас, если встать у окна

и смотреть в него долго,

непременно заплачешь.

и каждый день

сто лет со дня рождения кого-то

и каждый миг

каких-то поцелуев юбилей

тогда налей

помянем прошлогоднее веселье

идут века

пришли стоят чего-то ждут

Воздух ноздрями пряла,

плотно клубок наматывала,

строк полотно ткала

Ахматова.

Легкие утяжелив,

их силками расставила

птичий встречать прилив

Цветаева

Ради соитья лексем

в ласке русалкой плавала

и уплывала совсем

Павлова.

Я в курсе своих ракурсов —

я фотогигиенична.

Улыбку сырную? — Накося!

К себе изнутри привычная,

хозяйка своих мускулов,

ваяю себя снаружи

и прячу свою музыку,

тоску, одиночество, ужас.

Всех стоматогинекологий