Стимулы и институты - страница 18
В этой системе права собственности на заводы, станки и оборудование («средства производства» по терминологии Маркса) были отчуждены от отдельных людей и «коллективизированы». Естественно, что в такой системе частные сделки со средствами производства запрещались, что вело к суровому ограничению возможностей свободного обмена и использования денег. Контроль над средствами производства и над самим производством «прочно принадлежал центральной власти» [92, с. 167].
Сегодня не нужно доказывать, что такой централизованный контроль неэффективен (с точки зрения благосостояния обычного потребителя) по сравнению с децентрализованной рыночной экономикой, во всяком случае, при нынешнем состоянии технологического развития. Утверждение о том, что плановая экономика являлась более передовым способом организации экономической деятельности, было неоднократно опровергнуто хорошо известными теоретическими доводами, главным образом относящимися к вопросам стимулов и информации. Даже эмпирический опыт прошедших пятидесяти лет отчетливо свидетельствует в пользу экономики рыночного типа (как в промышленно развитых странах, так и в странах, стоящих на пути промышленного развития), которая во многих случаях приносила гораздо более высокие темпы роста и гораздо большее процветание.
Вместе с тем относительная неэффективность институциональной системы не обязательно приводит к ее нестабильности, не говоря уже о распаде [83, с. 90 — 93]. Если рассматривать институциональную систему плановой экономики как относительно автономную и подразумевающую высокие издержки «отказа» от такой системы (которые сознательно раздувались властями путем ограничения обмена товарами, людьми и информацией со всем остальным миром), то хорошо известные факторы зависимости от раз выбранного пути и попадания в ловушку [83, с. 94] говорят в пользу довода, что такая система будет оставаться стабильной до тех пор, пока внутри ее собственного механизма стимулов не появятся разрушающие факторы. В этой и в последующих двух главах предметом нашего рассмотрения будет не столько относительная неэффективность плановой экономики по сравнению с рыночной, сколько вычленение тех элементов в системе стимулов, которые в конечном итоге привели к ее развалу.
Кроме того, само понятие «эффективности» отлично для плановой экономики и для традиционной рыночной. Плановая экономика может считаться эффективной, когда она работает в соответствии с планами, установленными центральными властями. Это как раз та ситуация, которую традиционный экономист назвал бы «неэффективной», так как при ней не происходит (мягко выражаясь) максимизации благосостояния потребителей. В то же время следует ясно понимать, что традиционное понятие «экономической эффективности» действует только при той исходной посылке, что желания рядовых потребителей играют какую-то роль. В чистой модели плановой экономики играют роль только желания одного потребителя — государства. Это, в свою очередь, обусловлено основополагающей посылкой о распределении основных фондов, согласно которой вся собственность принадлежит только государству и никому больше. Единственный аргумент, который наводит тонкий мостик над пропастью между плановой и рыночной экономикой, состоит в том, что и рыночная экономика удовлетворяет не все желания потребителя, а только те, которые подкрепляются эффективным спросом. Таким образом, в модели плановой экономики, построенной на чисто теоретических принципах, распределение ресурсов должно считаться отвечающим оптимуму по Парето, поскольку любой отход от такого распределения неизбежно будет наносить ущерб государству-диктатору13. Подобный довод никоим образом не следует истолковывать в качестве «оправдания» плановой экономики. Как указывал Амартья Сен, «если предотвращение поджога Рима сделало бы императора Нерона несчастным, то позволить ему сжечь Рим должно считаться оптимальным решением по Парето... Общество или экономика могут быть оптимальны по Парето и в то же время не вызывать ничего, кроме отвращения» [93, с. 22]. Система тоталитарной экономики в бывшем Советском Союзе и впрямь являлась далеко не самой привлекательной из тех, что когда-либо были созданы на нашей планете. Поэтому вдвойне интересным, с нашей точки зрения, является и вывод, к которому мы приходим в результате анализа, приведенного ниже. А именно тоталитарная экономика содержала семена саморазрушения в самом ее механизме стимулов, и содержала она их совершенно независимо от ценностных суждений относительно необходимости учитывать благосостояние потребителей (или права человека), привнесенные из других, более симпатичных нам экономических и политических систем. Иными словами, даже когда в «функцию социального благосостояния» социалистической экономики (не говоря даже о том, насколько это понятие здесь вообще применимо) прямо встраивается много неэффективности (в традиционном ее понимании) в силу предпочтений государства-диктатора, внутренняя логика развития такой системы неизбежно приведет ее к тому этапу, когда она начнет давать сбои в достижении собственных целей. (В то же время с точки зрения эффективности, опять же в ее традиционном понимании, такого рода сбои могут, напротив, означать улучшение.) На наш взгляд, сам этот вывод уже немаловажен.